Не перегни палку, негров не описывай, пусть малость на Толяна с Максимкой походят — кто-то их хоть мельком, да видел. Но тебе веры больше, ты тех мужиков хорошо разглядел, в случае чего легко узнаешь. Пускай фоторобот делают и ищут в свое удовольствие. Вот теперь все.
— Верните пропуск, — попросил я и внутренне содрогнулся: до того жалким показался мне собственный голос. Нет, страха не было, было тоскливо и мерзко от одной только мысли о том, чем мне придется в ближайшее время заниматься.
Хотя… Есть ведь еще вариант: выложить в милиции все начистоту. Кто знает, может, морда этого кавказца красуется на стендах «Их разыскивает милиция»?
Тогда мне будут просто благодарны.
Он словно прочитал мои мысли.
— Только ты, редактор, даже и не подумай меня наколоть, — почти ласково произнес Джига, тыльной стороной ладони задирая мой подбородок и ввинчивая насмешливо холодный взгляд мне в глаза. — Если стукнешь, погорят пацаны, я — чистый, не подкопаешься. Меня не тронут, переживу. А вот за тебя, редактор, я тогда и дохлого таракана не дам. Учти, Феликс Михайлович, народ мы не шибко интеллигентный.
— Я все понял. Верните пропуск, зачем он вам? Что надо обо мне знать, знаете.
— Ишь!.. — Джига весело рассмеялся и оглянулся на поддержавших его глумливым гыканьем подручных. — А твой портрет, редактор? Что же мне твою физиономию карандашом рисовать, когда пошлю человеков тебе башку отворачивать? Ксиву другую получишь, а эта и нам сгодится.
Логика в его словах, конечно, была. Но легче от сознания этого мне не стало.
— Я уж не предупреждаю тебя, редактор, что про мою дачу ты должен забыть напрочь. Не был ты здесь, меня не видел сроду. Надо будет, мы тебя найдем.
Ясно?
Как долго длилась пауза, я не могу сейчас вспомнить. Двадцать секунд, минуту, две? Растерянно моргающий человечек с пушистой бородкой, сутулый кавказец, растянувший в улыбке тонкогубый рот, отсевшие на кровать, о чем-то шепотом переговаривающиеся парни… Ходоров… Феликс Михайлович Ходоров… Как жалок, как ничтожен он сейчас. Но вот он что-то нервно говорит, кажется, обещает сегодня же… непременно до вечера… обязательно… Вот его провожает до калитки злобно ухмыляющийся парень в черной майке… Водитель, уже почти снявший крыло «ауди», замахивается на него грязным от бурого масла локтем, и Ходоров, дернувшись и втянув голову в плечи, ныряет за ворота… Я наблюдаю за ним, торопливо, чуть не бегом шагающим по пыльному, зажатому заборами переулочку, и ничуть не сочувствую ему. Сейчас, когда никто не следит за ним, он уже не пытается придать лицу достойное мужчины выражение полного хладнокровия. Грязные дорожки пота, сбегающие в бороду с висков и щек, прерывистое дыхание, невидящий взгляд… Это ведь он, он — тот самый селадончик, который всего час-полтора назад небрежно теребил гитарные струны, ловя восхищенные взгляды голоногих ссыкушек… Не могу, не хочу его видеть, но не в силах и не смотреть — не от меня это зависит сейчас…