Ларина быстро просмотрела бумаги, составленные для нее Саврасовым, и отложила в сторону стопочкой те, что касались непосредственно писателя Феликса Ходорова. Ими она займется позже — сейчас надо думать только о предстоящем допросе подозреваемого Сидорова. С ним пока что далеко не все ясно. Саврасов проследил его путь в ночь на 23-е июля от дома Сазоновой до станции Кротовка.
Но так и не выяснил, как, когда и откуда он прибыл в Тургаевку? Ведь ни одна живая душа не заметила его в тот день! А может, он жил в Тургаевке уже несколько дней? Может, прятался, а 22-го выполз? Узнал о писателе, решил, что тот, конечно, при деньгах — пи-са-тель же!.. Пришел, убил, упаковал — и на лодочке по старице, до быстрой Кинельки. Бултых и концы в воду!..
Это Сидоров-то? — скептически одернула себя Анна. — Вытер отпечатки, сжег запачканные кровью джинсы и ненужную рукопись, утопил тело? Зачем понадобились такие сложности ему, этому пещерному бомжу?.. Хотя настолько ли он и примитивен, каким хочет казаться? Что он никакой не Сидоров, ясно и козе, отрицательный ответ из Магадана на запрос можно прогнозировать стопроцентно.
«Иван Петрович Сидоров»… Никакой фантазии, набившая оскомину воровская издевка над «ментами». Нет уж, не так он и прост. Тот быстрый, мимолетный, но предельно выразительный взгляд, который он бросил на нее на первом допросе, Анна не забыла. Зря она церемонилась с ним. Нажать! Такие считаются только с силой, вежливость следователя расценивают как неуверенность, профессиональную слабость… Сейчас отпирается от всего на свете, а вот как поведет себя, если его опознает Викулова?..
Ларина достала из стола бланк протокола опознания и подняла глаза на Жуколева.
— Сережа, не в службу, а в дружбу… Узнай, как там они, готовы?
— Опознание? — встрепенулся Жуколев и тряхнул медным ежиком. — Сей минут!..
Не прошло и минуты, как он заглянул в кабинет:
— Ждут, Анна Сергеевна! Я сказал, чтобы привели бомжа…
* * *
Августовское предполуденное солнце беспощадно пробивает рыженькие, такие совсем-совсем домашние тюлевые занавески, рисуя на линолеуме пола неясный орнамент. В кабинете следователей светло, душновато. Трех внесенных сюда стульев оказалось достаточно, чтобы ощутить в полной мере убогую тесноту казенного помещения, где долгими часами два человека визави ведут вязкую, изнуряющую словесную борьбу, победа и поражение в которой определяют для одного из них — свободу, а то и жизнь, а для другого — всего лишь служебный, порой почти никем и не замеченный успех.
У стены, в шаге от дверей, перешептываются понятые — молодая пара, взятая из очереди в паспортном столе. С любопытством и потаенной опаской они поглядывают то на симпатичную блондинку в серенькой рубашке с погонами, приготовившуюся заполнять протокол, то на четверых мужчин, которые сидят рядком на стульях.