Торлейв и Гремислав сразу отправились отдыхать, а Хельги все же зашел в девичью избу. Здесь обреталась хозяйка с младшей сестрой, девушками-воспитанницами и детьми (младшие уже спали), а Пестрянка сидела в углу на большой укладке с запасами полотна и рыдала. Рядом лежал скомканный рушник: платка оказалось недостаточно. При виде Хельги Пестрянка отвернулась.
– О боги, кто ее обидел? – Тот, еще не остывший после приятной беседы в Ингваровой гриднице, повернулся к Уте.
– Это я виновата, – смущенно вздохнула хозяйка. – Не надо мне было говорить… Я не хотела… Как-то само вырвалось… Она сама сказала…
– Что сказала?
– Ас… Асм… – попыталась ответить ему Пестрянка, но судороги в горле не давали ей говорить.
– Что с ним такое? – встревожился Хельги, поняв, что та пытается вымолвить имя мужа. – Дурные новости?
– Да это уже давно, – вздохнула Ута. – Эльга хочет ему сосватать внучку воеводы черниговского. Уже почти договорились, осталось обручение объявить. На эту осень свадьба Володеи назначена, – она оглянулась на младшую сестру, с расстроенным видом сидевшую в другом углу, – Эльга и хотела одну невесту на другую обменять. Аська же здесь жил парнем холостым, то у нас ночевал, то в гриде у Ингвара, со всеми оружниками. А рода он хорошего, и с тех пор как Эльга княгиней сделалась, ему уже такая жизнь стала не к лицу. Ингвар его к грекам с посольством отправил, вернется – из отроков в бояре выйдет.
– Само собой, я понимаю – ни родом, ни рылом мы не вышли! – заговорила Пестрянка, резко втягивая воздух и сглатывая. – Она вон какая – в красном платье греческом, в серебре вся! Я сама ее едва узнала на пристани, а она меня и подавно не помнит! Я знала… Вот потому он про меня забыл… Он себе воеводскую дочь искал! Кто я перед ней? Греческого платья сроду я не нашивала и не думала даже! Куда мне против этих всех…
Пестрянка провела в Киеве три дня, а казалось – три месяца. Но самого Киева совсем не видела, потому что ни разу не покидала Свенельдова двора. Золовка, Ута, приняла ее и дитя очень хорошо, обещала сводить погулять по горам, покататься в лодке по Днепру. Пока мужчины ходили к князю, женщины сидели дома. Зато у них нашлось время обо всем поговорить. При таком обилии детей в доме Уте все время приходилось что-то шить, Пестрянка сразу вызвалась ей помочь. Привычная работа успокаивала: можно было и не вспоминать, что за стенами этой избы не Варягино, а стольный город далекой Полянской земли. При родичах Ута невольно вернулась к выговору северных кривичей, и за беседой с ней Пестрянка ощущала себя почти как дома.