– Простуда – только и всего, – ответил Моска. – Дай мне аспирину и выброси эту сигару!
Она пошла в ванную принести стакан воды и, дав ему запить таблетку, провела ладонью по его волосам и промурлыкала:
– Как странно видеть тебя больным. Может, мне сегодня спать на кушетке?
– Нет, – сказал Моска. – Я страшно замерз.
Ложись рядом.
Она выключила свет и стала раздеваться. В полумраке он видел, как она вешает одежду на спинку стула. Его тело горело в лихорадке озноба и страсти, и, когда она легла рядом, он прижался к ней. Ее груди, бедра и рот были прохладными, щеки ледяными, и он изо всех сил сжал ее в объятиях.
…Откинувшись на подушку, он почувствовал, как струйки пота стекают у него по спине и между ляжек. Головная боль прошла, но начало ломить кости. Он перегнулся через нее к тумбочке, чтобы взять стакан.
Гелла провела ладонью по его горящему лицу.
– Милый, надеюсь, от этого тебе не стало хуже?
– Нет, мне лучше, – ответил Моска.
– Может быть, мне все-таки спать на кушетке?
– Нет-нет, останься.
Он потянулся за сигаретой, закурил, но после нескольких затяжек затушил сигарету о стену и смотрел, как сноп красных искорок падает на одеяло.
– Постарайся заснуть, – сказала она.
– Не спится. Какие новости?
– Никаких. Я ужинала с фрау Майер. Йерген видел, как ты вернулся, и пришел сказать мне. Он заметил, как ты плохо выглядишь, и я подумала, может быть, ты хочешь, чтобы я пришла. Он очень милый человек.
– А я видел сегодня кое-что забавное, – сказал Моска и рассказал ей про женщину на улице.
Во мраке комнаты он остро ощущал воцарившееся молчание. Гелла размышляла над его рассказом. «Если бы я была с ним в джипе, – думала она, – я бы подошла к ней и успокоила, помогла бы ей прийти в себя. Мужчины черствее – в них меньше жалости».
Но она ничего не сказала. И лишь медленно, как и в предыдущие такие же темные ночи, водила пальцами по его телу, по длинному извилистому рубцу шрама. Она водила пальцем по этому бугристому шву, как ребенок возит игрушечный грузовичок взад и вперед по тротуару, и это медленное монотонное движение действовало на него гипнотически.
Моска сел в кровати и уперся плечами в край спинки. Он сложил ладони на затылке и сказал тихо:
– Мне повезло, что этот шрам там, где его не видно.
– Мне он виден.
– Да, но я имею в виду другое – слава богу, что он не на лице.
Она продолжала водить пальцем по шраму.
– Мне все равно, – сказала она.
Лихорадка раздражала Моску. И лишь ее пальцы немного его успокаивали, и он понял, что она спокойно отнесется к тому, что он когда-то сделал.
– Не засыпай, – попросил он. – Я давно уже хочу тебе кое-что рассказать, да все никак не мог решить, интересно ли это тебе будет. – И он стал имитировать певучие интонации, с какими рассказывают ребенку сказку на ночь. – А сейчас я расскажу тебе одну историю, – сказал он и потянулся к тумбочке за пачкой сигарет.