Они вышли на улицу. Ночь стала бледнеть, словно луна размазалась по всему небу и рассеяла мрак и тени, истощив все свое сияние. Моска чувствовал себя посвежевшим, в голове у него прояснилось. Он быстро шагал, не отставая от Вольфа.
Он закурил и ощутил теплый, мягкий привкус табачного дыма на языке. Они шли молча. Только однажды Вольф нарушил молчание:
– Идти придется далеко, но это будет последняя встреча, и там нам окажут достойный прием.
Так что можно будет совместить бизнес и удовольствие.
Они срезали путь, проходя по развалинам на соседние улицы, и Моска уже совсем перестал ориентироваться, как внезапно они оказались в переулке, который словно был совершенно отрезанным от остального города, – это была маленькая деревенька, уцелевшая посреди пустыни руин.
Вольф остановился у последнего дома в конце переулка и постучал в дверь, изобразив замысловатую дробь.
Дверь открылась, и на пороге появился небольшого роста светловолосый мужчина с абсолютно лысым лбом – золотистые волосы покрывали лишь затылочную и теменную часть его головы. Он был одет весьма щеголевато.
Немец подхватил руку Вольфа и сказал:
– Вольфганг, ты как раз вовремя – к полуночной трапезе.
Он впустил их и закрыл дверь на засов, обхватил Вольфа за плечи и прижал к себе.
– Ах, чертовски рад тебя видеть! Проходите! – Они вошли в роскошно обставленную гостиную с большим сервантом, где громоздились хрусталь, фарфор и столовое серебро. Пол был застелен богатым темно-красным ковром. Одна стена была сплошным книжным стеллажом; с потолка и со стен свисали отбрасывающие желтоватый свет лампы, по углам стояли мягкие кресла, в одном из которых, положив ноги на пуфик, восседала пышнотелая, полногубая женщина с ярко-рыжими волосами. Она читала американский модный журнал. Светловолосый сказал:
– А вот и наш Вольфганг с другом, о котором он нам рассказывал.
В знак приветствия она помахала им обоим тонкой изящной рукой, уронив при этом журнал на пол.
Вольф выскользнул из пальто и поставил портфель рядом со своим стулом.
– Итак, – обратился он к светловолосому, – чем порадуешь, Хонни?
– Ах, – ответила женщина, – ты, наверное, смеешься над нами. Нам ничего не удалось выяснить, – говорила она это Вольфу, но смотрела на Моску. Ее голос был удивительно мелодичным, мурлыкающим и, казалось, подслащал все, что она произносила. Моска закурил, ощутив, как его лицо против воли напряглось от желания, возбужденного в нем взглядом этих предельно откровенных глаз и воспоминанием о руке, которая обожгла его кожу кратким прикосновением. И все же, присмотревшись к ней повнимательнее сквозь сигаретный дым, он отметил про себя, что она уродлива: невзирая на тщательный макияж, она не могла скрыть свой хищный рот и жестокий прищур голубых глаз.