Группы юнцов таскают плуг от дома к дому, выпрашивая деньги. Если им отказывают, они перекапывают плугом и портят сады и огороды. В Пахотный понедельник шуты устраивают буйные и непристойные игрища.
В рытвинах холма, среди тёмной промокшей травы, странно поблескивали пятна изморози. Утреннее небо над голыми чёрными ветками деревьев уже начинало светлеть. По склону холма за рекой неспешно брело стадо овец, я могла различить знакомые фигуры Пеги и Пастушки Марты по краям стада.
Гудрун нет. А я надеялась, что она ушла с ними. После полуночной службы я зашла взглянуть на неё и с тех пор больше не видела. Гудрун крепко спала — губы приоткрыты, как у младенца, дыхание тихое и нежное. Но утром, когда я принесла хлеб и немного похлёбки, её уже не было. Она научилась выскальзывать из бегинажа, хотя никто не видел, как ей это удаётся. Иногда Гудрун пропадала на целый день и возвращалась, когда стемнеет. Кухарка Марта всегда оставляла для неё что-нибудь горячее на ужин, хотя другие Марты этого не одобряли. Хозяйка Марта говорила — кто не работает, тот и есть не должен. Думаю, она жаловалась Настоятельнице Марте, и не раз, но та, похоже, оставила все попытки контролировать Гудрун. Иногда я замечала, как Настоятельница Марта пристально смотрит на этого ребёнка и хмурится, словно пытается что-то понять. Может, она устала или её сердце смягчилось после несчастья с Целительницей Мартой.
Смягчилось? Что я говорю. Настоятельница Марта не станет добрее, даже если проживёт дольше Мафусаила. С таким же успехом можно ждать, что камень смягчится в бочке с маслом. Скорее наоборот, она стала ещё более холодной и отстранённой, чем раньше, особенно со мной. Это ведь она не дала избрать меня Мартой. И не важно, чего хотели другие Марты, они не станут возражать, даже если не согласны с ней. Я бросила бы ей вызов — вот почему она против меня. Но по крайней мере, у меня есть мой ребёнок, моя Гудрун. Этого Настоятельнице Марте у меня не отнять.