— Сжигаем и часовню? — спросили отца Ульфрида. Даже Мастера Совы не решались заходить так далеко.
— Жгите это гнездо гадюк. Сожгите всё. Пусть не останется ни единого камня, напоминающего о существовании этой мерзости.
Часовня горела. Но кое-что избежало огня. Оно лежало за воротами, полускрытое кучей бурьяна, рядом валялась смятая обёртка. Кто-то из деревенских схватил этот свёрток, не поглядев, что там, а потом, едва развернув, тут же выбросил. Потрёпанная книга, переплетённая в телячью кожу. Просто старая книга. Завтра, по пути на ярмарку в далёкий город, её подберёт торговец, бродячий рыцарь со страшным шрамом на лице. Может, за неё много и не дадут, но бродяга-камелот знал, всё лучше, чем ничего, и кто-нибудь обязательно купит эту старую книгу — если, конечно, он придумает про неё хорошую байку.
Высоко на холме над горящим бегинажем, возле полуразрушенного домика старой Гвенит на берегу реки, на корточках сидела женщина. Она чувствовала запах дыма, и если бы посмотрела — смогла бы увидеть далёкие языки пламени, поднимающиеся в темнеющее небо. Но женщина не поднимала головы.
Её одежда промокла и затвердела от грязи, так что уже не разглядеть цвет юбки, когда-то серой. Грязь полосами покрывала лицо и руки, но женщина не обращала внимания ни на грязь, ни на свалявшиеся на спине распущенные волосы. Свой серый плащ она отшвырнула в сторону, хотя ледяной воздух становился всё холоднее. Она больше не чувствовала холода — она была слишком занята и слишком счастлива.
Сначала женщина сделала холмик из грязи, продолговатый и узкий, как над свежей могилой. Потом начала придавать ему форму — лепила ноги, маленькое толстенькое тело, округлый живот, пухлые руки и милое спокойное лицо. Она положила блестящие речные камешки вместо глаз, сделала волосы из водорослей и губы из гладкой гальки. Женщина наклонилась, поцеловала холодные губы и улыбнулась. Потом начала лепить второй холмик. Одна за другой поднимались из земли маленькие могилки — дети из грязи, лежащие вокруг неё в колыбельках из мха — три, четыре, пять... а она всё строила новые могилы, новых детей.
Свет быстро угасал, она уже не видела их лиц, но это неважно — ведь можно ощутить их кожу, мягкую, влажную и скользкую, как у новорожденных. Она нежно сжимала пухлые ручки, гладила влажные волосы. Они спали. Они не плакали, они счастливы, что она их мать.
Большая чёрная птица уселась на дырявую крышу дома и, наклонив голову, следила за женщиной. Хриплое карканье заставило женщину обернуться. Кто-то стоял в дверном проёме. В темноте она смогла различить только бледный цвет голых ног и пламя рыжих волос. Женщина улыбнулась.