Отец Ульфрид сразу поспешил в часовню. Зелёный с красными прожилками алтарный камень, чаша и дискос исчезли — плыли на корабле во Фландрию, тщательно обёрнутые в шерстяную ткань и спрятанные в сундуках бегинок. Ничто не указывало на то, что женщины служили мессу на этом алтаре.
Отец Ульфрид и не надеялся найти ничего ценного, но всё же убеждал себя, что ковчег с облаткой Андреа будет его дожидаться. Декан приказал бегинкам уступить реликвию церкви. Декану нельзя не подчиниться — в его руках ключи от ада, и в этом мире, и в будущем. Но вопреки ожиданиям священника, коробочки с реликвией на алтаре не оказалось. Не в силах признать, что для него исчезла последняя надежда на спасение, отец Ульфрид долго и бессмысленно кружил по часовне, проверяя дюйм за дюймом. Он перетряс даже камыши на полу, надеясь, что ларец зарыт в земле под ними. Бледный от огорчения, он тщательно осмотрел стены, стараясь отыскать неплотно лежащий камень или нишу, которую пропустил. Но в конце концов пришлось признать, что чудотворная облатка исчезла.
Он смотрел на стены, задыхаясь от ярости. Отца Ульфрида так захватили поиски реликвии, что до сих пор он не обращал внимания на стенные росписи. Теперь увидел. Их как раз закончили. Умирающая бегинка смотрела на него безмятежными глазами, торжествующая улыбка оставалась безразличной к его ярости. Длинные волосы потоком лились из-под крошечного чепчика, яркие и сверкающие, как будто она снова стала девчонкой, и сам Сын Божий протягивал ей руку с небес, словно жених, приглашающий невесту.
Все мышцы в теле священника так натянулись от ненависти, будто вот-вот порвутся. Он выхватил из-за пояса нож и вонзил в штукатурку, скалывая, обдирая нарисованное лицо — как загнанная в угол крыса.
— Шлюхи! Еретички! Богохульницы! Суки!
Он рвал нарисованное тело, как палач, раздирающий плоть, сдирая грудь, бёдра, руки, пока не на стене не осталась пустота, дыра, контур женщины.
Обернувшись, священник наткнулся на каменный алтарь. На белом камне выделялось кроваво-красное пятно размером с облатку. На мгновение отец Ульфрид решил, что это его собственная кровь. Не раздумывая, он потянулся стереть пятно, но дотронувшись до красного следа, вскрикнул от удивления, зажимая под мышкой горящую руку. Он осмотрел ладонь, обнаружив глубокую рану, как будто руку разорвал железный коготь. Испуганный, отец Ульфрид бросился из часовни, оставив Пресвятую Деву одиноко склоняться над алтарём.
Снаружи ждали Мастера Совы с зажжёнными факелами наготове. Сухую солому и тряпки окунули в жир и засунули под карниз и в щели часовни. Возле двери свалили кучами сухой камыш.