– К сожалению, Грегерс, ты и сейчас с ним не познакомился.
– Ну, может, когда-нибудь, а?
Кажется, мы начинаем становиться друзьями, подумала Эстер. После стольких лет. Она взглянула на него. Дряблая кожа на резко выступающих костях, слезящиеся глаза, доброжелательный взгляд. Он заржавел лишь потому, что жил в одиночестве долгие годы, точь-в-точь как она сама.
– Грегерс, мне придется продать дом. – Слова вылетели у нее изо рта, прежде чем мысль успела укорениться в сознании, но как только они вылетели, Эстер поняла, что это не просто слова. Она представила себе свою детскую со скошенными стенами, маму у старой газовой плиты, тогда кухня располагалась в небольшой комнатке, выходившей во двор. Она сидела на коленях у отца в каминном кресле и читала газету, а его трубка окутывала их дымом, она рисовала мелками и играла в войну с детьми во дворе. В этом доме она увидела лицо своей матери в первый раз и в последний, там она впервые поцеловалась и взяла на руки своего единственного ребенка, и она никогда ни на секунду не задумывалась о том, чтобы этот дом покинуть. Для нее это был не просто дом – в нем была вся ее история. И ее истории.
– Я больше не смогу там жить. Это невозможно.
– Я понимаю.
– Правда? Это ведь и твой дом тоже. Мне бы не хотелось…
– Я и сам об этом думал. Там никогда не будет так, как раньше.
– Да. Теперь там никогда не будет безопасно. По крайней мере для нас. Для меня точно. Так что, как только все немного утрясется, дом надо будет привести в порядок с помощью какой-нибудь клининговой компании, и я его продам. Это не должно быть трудно, несмотря на… убийства. – Ей пришлось заставлять себя произнести это слово. – Кирпич, он ведь кирпич и есть, верно?
Грегерс глубоко вздохнул.
– Меня выпишут завтра или послезавтра, если не будет никаких осложнений.
Эстер неуверенно кивнула. У нее болела грудь, голова была тяжелой, с челюсти еще не спал отек, но ей сказали, что скорее всего она сможет вернуться домой в течение нескольких последующих дней.
– Но… – его голос звучал растерянно, – …но я не знаю, куда мне податься.
– Грегерс, у меня есть идея. Может, поедем куда-нибудь ненадолго отдохнуть, когда нас выпишут? В какое-нибудь теплое местечко с хорошей едой и вином и, может, с видом на море. Тогда и подумаем, куда нам переехать.
– Ну…
Он посмотрел на нее, потом отвернулся, попытался что-то сказать, но не смог. Когда он наконец овладел собой, голос его дрожал.
– Предупреждаю, я не желаю никакой громкой музыки и странной пищи у надувного бассейна и всего такого. И еще по утрам, разрази меня гром, я хочу выпивать чашку хорошего кофе.