– Привет, Грегерс. Наружу собрался?
Старик стал оглядываться так, словно услышал привидение. Увидев ее, он протянул к ней руки, нижняя губа у него дрожала.
– Я думал, ты… ох, как же я переволновался. Мы собирались… собирались поехать вниз, к тебе. Ты как?
При виде расчувствовавшегося Грегерса вся накопившаяся за минувшие сутки тревога Эстер испарилась. Она потянулась к нему и взяла его за руку, и так они и сидели, двое обессилевших в водовороте людей, пытающихся удержать друг друга на плаву. Забота Грегерса расплавила последний слой ее железной выдержки, не осталось ничего, кроме сожалений о случившемся. Его рыдания смешивались с ее собственными и со словами утешения смущенного больничного персонала, давшего им воду и салфетки.
Когда буря чувств в основном стихла, их откатили к окну и поставили коляски рядом, чтобы они могли посидеть в тишине и покое и посмотреть сверху на Копенгаген, а медсестры, улыбаясь, наконец-то поспешили в другой конец коридора. Ох уж эти сентиментальные старички! А, бог свидетель, такими они и оказались. Угнетенные катастрофами прошедшей недели и такие беззащитные.
Они сидели, держась за руки, отсвечивающие вечерние огни города играли у них на ногах. Естественный ход вещей был нарушен, молодежь ушла, пожилые остались, и все утратило смысл, кроме того тепла, которое их ладони дарили друг другу.
Кристофера должны были хоронить в четверг, в один день с Юлией Стендер. Ее – с цветами за тысячи крон, под камнем из борнхольмского гранита, в семейном захоронении. Его – светским порядком, в часовне при отделении судебно-медицинской экспертизы, с последующим кремированием. Эстер позволили организовать поминки в кафе на площади Санкт Ханс Торв, и она надеялась, что придет много его друзей и коллег. С его матерью также договорились, что Эстер оплатит место на кладбище и памятник, чтобы могила не была безымянной. Эстер нужно было место, которое принадлежало бы только ему и куда она могла бы приходить навещать его, когда тоска будет слишком сильной. Когда чувство вины обострится. Она сжала руку Грегерса, он в ответ сжал ее руку, выказав молчаливое понимание. Так они и сидели, то и дело сжимая друг другу руки, не отводя глаз от высившихся вдалеке башен и шпилей. Грегерс глубоко вздохнул.
– Я и не знал, что ты пишешь книги.
– Уже нет. По крайней мере те книги, которые, как мне казалось, мне нужно было писать. – Мысль о том, чтобы еще когда-нибудь что-нибудь написать, в данный момент была абсурдной.
– Да? Просто я ведь когда-то был причастен к изданию книг, но ни с одним писателем знаком не был.