— Думаю, дорогой мой, — ответил буканьер, — что мы встретили достойного соперника. В свое время с ним много пришлось повозиться сыну Красного корсара. Если нам не удастся вернуть сеньориту, то можно отказаться от всяких надежд на наследство великого касика Дарьена, потому что присутствие дочери корсара здесь совершенно необходимо.
— Знаю, — ответил Мендоса. — Вожди племени не отдадут сокровищ первым пришедшим. А еще раз вырвать девушку из лап маркиза де Монтелимара будет очень трудно. Разумеется, он годами терпеливо ждал ее возвращения в Панаму, чтобы снова захватить ее в свои лапы.
— Значит, нас заметили, когда мы пересекали перешеек? Я сотни раз задавал себе этот вопрос.
— Но кто? Кто мог узнать нас после шестилетнего отсутствия?
— И тем не менее, как видишь, лишь только мы оказались в Панаме, как нас окружили шпионы. Мне никак не верится, что маркиз узнал тебя, когда мы прогуливались по портовой набережной.
— Должно быть, за вами наблюдали тайно, сеньор Буттафуоко. Прежде всего я хотел бы знать, почему тот буканьер, присланный к графу Вентимилья великим касиком, прежде чем тот испустил дух, бросил нас после высадки на континенте, сославшись на необходимость сообщить дарьенским племенам о скором прибытии принцессы. Вы не заметили ничего странного в этом человеке, что могло бы дать повод усомниться в честности его поступков?
— Больше, чем ты думаешь, — ответил Буттафуоко.
— Не мог ли он предать тебя, чтобы в одиночку завладеть сокровищами?
— Вполне возможно, Мендоса, только я знаю индейцев, знаю их упрямство. Они никогда не отдали бы наследство великого касика в чужие руки.
— А как они узнают сеньориту?
— По тайному знаку, вытатуированному у нее на плече. Это — как королевская печать.
— Тогда мы можем быть уверенными, что никакая мистификация не пройдет.
— О, это уж точно, — согласился буканьер. — Теперь нам не остается ничего другого, кроме как скрыть свои следы от шпионов маркиза и от наемных убийц, а потом постараться побыстрее связаться с Равено де Люсаном, потому что без помощи флибустьеров мы не сможем достигнуть девственных лесов Дарьена.
В этот момент вошел Вандо с новой бутылкой вина и бокалами.
— Как дела у раненого? — спросил Буттафуоко.
— Он — крепкий человек; ни одного жизненно важного органа клинок не задел. Через десять — двенадцать дней он полностью поправится.
— Укол пришелся слишком высоко, — слегка огорченно вздохнул Мендоса.
— Не терзайся, — утешил его Буттафуоко. — Этот человек будет гораздо полезнее живой, чем мертвый.
Потом он обратился к владельцу посады: