Фламандец, не отвечая, пожал плечами и занял свое место на корме позади судового компаса. Капитан посовещался со своими матросами, зло посматривавшими на авантюристов, однако не осмеливавшимися открыто выражать свое недовольство, и приказал повернуть на запад.
Казалось, каравелле ниоткуда ничто не угрожало, потому что океан выглядел абсолютно пустынным. Конечно, если не считать морских птиц и стаек летучих рыб, но ни те, ни другие не могли причинить неприятностей мореплавателям.
Между тем солнце поднялось выше над горизонтом, а ветер настолько ослабел, что каравелла делала не более двух узлов.[44] Моряков тоже охватила апатия, потому что они слишком ослабили шкоты.[45]
В полдень трое авантюристов, почувствовавших себя хозяевами каравеллы, приказали принести себе обед, и очень обильный, объявив матросам, что они голодны, как акулы. Капитан и его команда, начинавшие бояться трех наглецов, которых они считали флибустьерами, поостереглись отказать.
В течение дня каравелла продолжала свое медленное плавание к западу, пройдя всего двадцать миль, но едва солнце закатилось, потянул более свежий ветерок, ускоривший ход судна. Трое авантюристов спокойно поужинали, после чего Буттафуоко и гасконец отправились в выделенную им каюту, а баск заступил на вахту, вооружившись двумя пистолетами и верной шпагой, совершившей столько чудес под командованием сына Красного корсара.
Ночь не обещала быть такой ясной и такой спокойной, как предыдущая. На океан опустились довольно плотные облака, которые вскоре после захода солнца расползлись по всему небу, закрыв звезды и лунный серп. Но пока никаких признаков надвигающейся бури не наблюдалось.
Мендоса раскурил трубку, потом сел позади нактоуза,[46] там, где днем сидел фламандец; отсюда он мог свободно наблюдать за буссолью. Мендоса опасался, что моряки, воспользовавшись темнотой, лягут на другой курс и вернутся к побережью материка; возможно, его опасения были справедливы, потому что он заметил, что двое матросов, оставшихся следить за парусами, уже пытались раньше неожиданно перенести их. Прошло несколько часов, а удвоивший свою бдительность баск не замечал ничего подозрительного, как вдруг ему показалось, что фламандец о чем-то шепчется с только что вышедшим на бак[47] капитаном.
Подозрительный по характеру, баск интуитивно заподозрил, что эти двое что-то замышляют. Его подозрения усилились, когда он увидел, что парочка исчезла в носовом люке.
— Ну, дружок Мендоса, смотри теперь в четыре глаза, — пробурчал он себе под нос. — За этим что-то кроется.