— Если бы нам навязали борьбу холодным оружием, я был бы к этому готов, но, как уже сказал тебе, я не питаю никакого пристрастия к свинцу. Для гасконцев существует только сталь, одна лишь сталь. Разве ты не знаешь, что мы вдвоем сумеем справиться с целым полком неприятелей?
— Какой же ты грозный!..
— Ну я же не баск!..
— Ого, дон Баррехо, ты ставишь под сомнение мою храбрость? Берегись, я ведь могу потребовать доказательства.
— Какие еще доказательства? — спросил гасконец.
— Показать двух человек, атакующих со шпагами в руках полк солдат, — сказал Мендоса.
— Повторяю: если бы это были два гасконца, я бы не испугался.
— Ну а если одного гасконца заменить баском?
— Ого, приятель, да у тебя появились воинственные мысли?
— Хотел бы увидеть тебя в деле, дон Баррехо, — ответил баск. — И вот, кажется, представляется случай.
— Пора размять руки?
— И, возможно, спасти нашу экспедицию.
— О чем ты говоришь?
— Держу пари, дон Баррехо, что даже в тысяче шагов отсюда затаились испанцы, готовые изрешетить нас, едва мы снимем лагерь.
— После встряски, заданной им сегодня?
— Им или нам?
— Всем понемногу, — рассмеялся гасконец. — Они нам задали, но и получили немало. Еще десять таких побед, и графине ди Вентимилья придется одной продолжать путь в Дарьен.
— Ну, так хочешь испытать свою драгинассу?
— От такого гасконец никогда не откажется.
— Они там, внизу, в засаде.
— Кто?
— Испанцы.
— Ты бредишь, приятель. Да все эти люди ничего не стоят.
— Конечно, ведь среди них нет ни одного баска.
— Ты на что намекаешь?
— У басков тончайшее обоняние, как у овчарок. Ты когда-нибудь слышал об этом?
— Черт побери!.. — удивился дон Баррехо. — Вот этого нет у гасконцев, и мы всегда вам завидовали. И ты в самом деле чувствуешь этих испанцев?
— Я тебе говорил серьезно. Если мы прогуляемся на тысячу — полторы шагов, то окажемся как раз посреди испанцев. Не хочешь ли убедиться в этом, дружище?
— Если речь заходит о том, чтобы размять руки, гасконец никогда не откажется. Я говорил тебе это сотни раз. А вдруг их там не окажется?
— Тогда мы удовлетворимся приятной прогулкой на свежем воздухе, — ответил с легкой иронией Мендоса.
Дон Баррехо вынул изо рта трубку, выбил ее о свою мозолистую руку, давно потерявшую чувствительность к табачной золе, потом взял аркебузу и сказал:
— Пошли. В конце концов, дело ведь идет об общем спасении.
Мендоса обменялся несколькими словами с часовыми, чтобы избежать опасности обстрела при возвращении, и ушел в лес. Дон Баррехо шел за ним по пятам, то вынимая из ножен, то снова убирая свою страшную драгинассу. Ночь была не только темной и туманной, но также — холодной, потому что флибустьеры уже добрались до первых отрогов Кордильер.