— Вы неплохо подготовились, мистер Сильвер, — пробормотал судья, — но, может быть, у Вас будут ещё доказательства? Внешнее сходство важно, но всё-таки… Родимые пятна, шрамы… Кстати, где же обещанный Вами медальон?
Сильвер улыбнулся.
— Медальон у меня, и я тотчас же представлю его суду. Сразу после того, как задам ещё пару вопросов уважаемому свидетелю?
Годфри, вознамерившийся вернуться на своё законное место, вновь вытер пот со лба и с надеждой взглянул на судью. Однако слова Уиллшоу не оправдали его надежд.
— Разумеется, — кивнул судья, — Не стоит каждый раз спрашивать меня об этом.
— Какие ещё приметы мисс Брэдфорд Вы можете вспомнить?
Годфри нахмурился. Ему вдруг почудилась насмешка в прищуренных глазах капитана. Он силился вспомнить, и вдруг его осенило:
— Шрам на правой руке от кисти до локтя — она упала с реи, когда играла на корабле вместе с Нэдом Вольверстоном, другом семьи
Пот струился рекой. Годфри вытер пот со лба. В глазах судьи явственно читалось удивление:
— Арабелла Брэдфорд падала с реи? Вы уверены в этом, свидетель?
— Клянусь Вам, это чистая правда, — Годфри перекрестился. — к миссис Брэдфорд часто приезжал мистер Вольверстон, и он брал её дочь на корабль. Я уже говорил — родители слишком много позволяли этой девчонке.
— Интересный факт, господин Годфри, — кивнул судья, — продолжайте, капитан
Сильвер вместо ответа сбросил камзол, отвернул манжету и обнажил правую руку, открыв взглядам шрам. Он находился именно на том самом месте, которое указал Годфри.
Судья вновь закашлялся. Удушье неумолимо подступало. Единственное, чего ему хотелось — это поскорее завершить процесс. Неважно, чем он закончится, и что произойдёт…
— Что Вы хотите сказать, капитан? Причём тут Ваш шрам? Мы ведь говорим не о Вас, а о Арабелле Брэдфорд? Или же…
— Да, Ваша честь, — с усмешкой промолвил Сильвер. — Именно то, о чём Вы подумали. Перед Вами — Арабелла Брэдфорд.
По ступеням спустился мальчик-писец. Остановившись перед капитаном, он с любопытством уставился на него. Тот, сняв с шеи серебряный медальон, протянул его писцу. В зале не было слышно ни единого звука. Юные леди, в начале процесса восхищавшиеся мужественным капитаном, стыдливо потупили глаза и спрятались за юбки разряженных в пух и прах мамаш. Уоллес стоял ни жив, ни мёртв, устремив взгляд на бывшего друга. Холодные струйки стекали по лбу и спине. Ноги подкашивались, и лишь широкая грудь Вольверстона оказывала пассивную поддержку его обмякшей спине. «Теперь я понял», — бормотал он себе под нос, — «и то, что он просил прощения за ложь, и прощание. Всё кончено. Мы больше не сможем быть друзьями. Кто я ему, то есть ей? Сможет ли она меня уважать, и как отнесётся ко мне? Кем будет она для меня — возлюбленной, другом или капитаном? Нет, мне придётся уйти. Так, как ушёл де Фонтейн».