— Ничего.
— Нет, думаю, у тебя был вопрос о моей одежде? — говорит он, глядя на свой костюм и обратно на меня. Его взгляд еще раз оценивающе скользит по моим донатным леггинсам и только после встречается с моим.
— Я преподаю во втором классе! — протестую я, в знак защиты.
— А я ловлю преступников, — отвечает он. — Что не так с моим костюмом?
— Федеральный департамент не может платить тебе столько, чтобы ты одевался, словно Джеймс Бонд.
— Так тебе нравится, как я выгляжу, — проясняет он, самодовольно усмехаясь.
— Очевидно, — говорю я, затем прихожу в себя и саркастично добавляю: — Нет, — в самом конце. Что со мной не так? Почему я веду себя, словно сучка? Если бы я хоть представляла, что делать с мужчинами, то поступила бы сейчас верно, а не оскорбляла его. Останавливаясь перед дверью палаты Софи, я поворачиваюсь к Бойду. — Спасибо, что подыграл мне там, — говорю, имея в виду свою ложь Эверли насчет нашего знакомства. — Я люблю Эверли, но она немного… — я смолкаю.
— Сумасшедшая. Девушка — сумасшедшая, — говорит он. — Но все нормально. Теперь ты должна мне услугу, — добавляет, слегка приподняв бровь, а потом открывает дверь в палату Софи. Я следую за ним, гадая, что за услугу он может от меня захотеть, но не располагая временем, слишком сильно раздумывать об этом.
— Бойд! — зовет Софи, когда мы заходим. — Я так рада, что ты смог прийти. Спасибо за цветы.
Ребенок снова лежит в странной пластиковой колыбели и слегка кряхтит, привлекая к себе внимание.
— Я возьму ее, — говорю Софи, когда кажется, что она собирается встать с кровати, чтобы взять на руки малышку. — Никому не стоит вставать с постели в одной из этих больничных рубах, — добавляю. Я успокаиваю ее, и затем Софи настаивает на том, что Бойд должен подержать племянницу на руках.
— Все в порядке, спасибо. — Он кивает со своего места в сторону окна.
— Возьми ее, — перебиваю я. — Юбилей в один день у нее будет лишь раз в жизни.
Я осознаю свою ошибку, как только оказываюсь перед Бойдом с малышкой. Не потому что он не в состоянии о ней позаботиться, нет. Парень с легкостью берет ребенка на руки. А потому, что стоя так близко, теперь я знаю, как хорошо он пахнет. И потому, что теперь я знаю, какая чертовски твердая у него грудь напротив моей руки, когда передаю ему Кристину. Нет, со всем этим я не в силах справиться. Кончики его пальцев задевают мою грудь — абсолютно невинно — когда я передаю ребенка ему на руки. Но от этого легкого прикосновения мои соски практически мгновенно твердеют. Он даже не коснулся их. Разве это нормально? Разве оба соска должны твердеть одновременно? Я мысленно заношу этот вопрос в список, который нужно погуглить, и скрещиваю руки на груди, отступая на шаг.