Богустов думал, что на новом месте его никто не знает, однако «доброжелатели» быстро нашлись, и один из бывших друзей написал на него донос. Там говорилось, что Н. С. Богустов женат на дочери золотопромышленника, которая имеет при себе золото и драгоценности, скрытые от советской власти. Но, как всегда, счастье было на стороне Николая: донос лег к нему на стол, а друг был арестован и очень скоро расстрелян как «враг народа». С этого момента красный комиссар Богустов стал еще осторожней и подозрительней. Всех, кто почему-либо мог помешать его карьере, он безжалостно уничтожал. Способов было много: объявить контрреволюционером, врагом народа, шпионом… Человек мог быть убит бандитами в перестрелке, правда, пуля почему-то неизменно попадала в затылок.
За успешное уничтожение одной из «банд» Богустов получил в награду кольт с дарственной надписью на золотой пластине. Кольт ему пришлось потом сдать, так как оружие не разрешалось держать в доме, но золотая пластина хранилась в тайнике как молчаливый свидетель его прошлого.
«Ну да и Прасковья, чай, теперь жарится на сковородке в аду. Уж она-то грешила не меньше. Чего только не делала в блокаду!» И старик снова обвел глазами комнату. Картины, которыми были увешаны все стены, тоже хранили свою страшную тайну. В блокадную зиму 1942 года Прасковья приволокла их и все приговаривала: «Достались потом и кровью». Богустов боялся ее, думал, дойдет и до него очередь. Бывало, поставит она перед ним тарелку с супом, а сама сядет рядом и уставится с ненавистью, так что и не знаешь, как проглотить ложку, может, там яд. Так и держала мужа в страхе. «Господи, только бы не встретиться с ней на том свете», — пробормотал старик.
Он вспомнил, как Прасковья, умирая, открыла глаза, в упор посмотрела на него и произнесла: «Знаю и всегда знала, что ты убил моего мужа и отца. Поздно ты с ними разделался. Успели рассказать. Вот и платила тебе всю жизнь, подохнешь, как собака, никому не нужный». У него мороз пробежал по коже. Упал перед ней на колени, вымаливая прощенье: «Прасковьюшка, хоть в последнюю минуту прости! Ты же сама… Ты знаешь… Полюбил тебя, на все готов был». Она приподняла голову, плюнула ему прямо в лицо, после этого откинулась на подушку и через несколько минут умерла. От этих воспоминаний у старика снова поползли мурашки по коже. «Вот и сбылись ее слова. Лежу и подыхаю, как собака, никому не нужный», — подумал он. «Прокляла подлая. Нет, нужно бумаги сжечь, чтобы не достались ее отродью. Анна-то вся в мать пошла, ненавидит меня. Может, Прасковья ей всю правду сказала, змея подколодная».