Французское окно кабинета, выходящее в садик, было распахнуто, из него доносилась мелодия со старого проигрывателя. «Серенада для струнных» Антонина Дворжака звучала так громко, что шевелились занавески. Но Дзини не мог этого знать. Растянувшись на шезлонге, он наслаждался музыкой и солнечными лучами: создавалось впечатление, будто солнце пробилось сквозь тучи специально ради него. То был крепкий шестидесятилетний мужчина. У него выпирал живот, что делало его похожим на силачей начала двадцатого века. Крупные кисти рук, с помощью которых он привык исследовать окружающий мир, покоились на коленях. Белая трость лежала у ног. В черных очках отражались цвета и формы, уже ненужные.
С того дня, как он перестал видеть, Дзини отказался от общения с людьми. Все дни он проводил в саду или дома, блаженно отдаваясь музыке, звучащей с пластинок. Тишина страшила его больше, чем тьма.
Один из котов вспрыгнул на шезлонг и свернулся калачиком у него на коленях. Дзини зарылся пальцами в густую шерсть, и кот, отвечая на ласку, благодарно замурлыкал.
– Красивая музыка, правда, Сократ? Знаю: тебе, как и мне, нравятся сокрушительные мелодии. Это твой братец любит задаваку Моцарта.
Кот был серо-коричневый, с белым пятном на морде. Что-то привлекло его внимание: он поднял голову, вывернулся из рук хозяина, замахнулся на муху. Но скоро потерял к ней интерес и снова свернулся. Дзини опять стал гладить его:
– Ну, давай спрашивай, что хотел.
Дзини казался спокойным. Он протянул руку, взял со стоящего рядом столика бокал лимонада. Сделал глоток.
– Я знаю, что ты здесь. Понял это, как только ты пришел. Сидел и спрашивал себя, когда же ты что-нибудь скажешь. Как, рискнешь?
Другой кот потерся о щиколотки человека, вторгшегося в сад. На самом деле Маркус находился там по меньшей мере двадцать минут. Он вошел через боковую калитку и все это время наблюдал за Дзини, подыскивая наилучший предлог, чтобы заговорить с ним. Маркус хорошо понимал людей, но не умел с ними общаться. Узнав, что отставной полицейский потерял зрение, священник подумал было, что с ним будет легче. Еще одно преимущество: Дзини не мог бы узнать его в лицо, он оставался невидимым, а значит, в безопасности. И вот получается, что слепой видит его лучше, чем кто-либо.
– Не обманывай себя: это не я ослеп. Это мир померк вокруг меня.
Старик казался солидным, внушал доверие.
– Я пришел по поводу Николы Косты.
Дзини кивнул, помрачнел, потом улыбнулся:
– Ты из тех, верно? Не старайся придумать ответ, это бесполезно: я знаю, что ты не можешь признаться.