Она все еще любила Давида.
Но именно в этом «все еще» и заключалась разница. Этим выраженьицем и заманивало время в свою ловушку. Сандра не заметила, как и когда два словечка ввернулись в предложение, разорвали его на части. По правде, знаменуя собой расставание. Предвосхищая исподтишка то, что должно случиться. Все течет, преображается; рано или поздно изменятся и чувства. Что станет она испытывать к Давиду через двадцать или тридцать лет? Если, конечно, проживет столько. Ей двадцать девять лет, приходится продолжать путь, хотя для Давида он оборвался. Она по-прежнему будет оборачиваться назад, и фигура мужа будет раз за разом уменьшаться. Пока однажды не исчезнет за горизонтом. Они долго были вместе. Но недостаточно, если сопоставить с будущим, которое ожидает ее.
Сандра боялась забыть. Поэтому отчаянно цеплялась за воспоминания.
Как и сейчас, глядя на себя в зеркало, висевшее рядом со шкафом: не вдова отражалась в нем, а молодая женщина, еще способная разделить с мужчиной силу и пыл страсти. И Сандра вспоминала, сколько раз она занималась любовью с Давидом. Особенно часто на ум приходили два эпизода.
Первый был первым в буквальном смысле – весьма предсказуемый вариант – и наименее романтичным. После третьего свидания, в машине, по дороге домой, где их ждала удобная постель и уединение, какого требует момент такого рода. Но они съехали на обочину и буквально бросились на задние сиденья. Не размыкая губ – ну, разве что на короткое время. Неистово срывая друг с друга одежду. Не могли потерпеть, отложить момент близости, как будто предчувствовали, что слишком скоро потеряют друг друга.
Второй эпизод был не столь очевидным. Уж точно то был не последний раз, когда они занимались любовью. О нем Сандра хранила лишь смутное воспоминание. Она подметила закономерность, которая, вместо того чтобы наводить тоску, заставляла улыбаться: когда умирает любимый человек, для тех, кто остается, все, что было в последний раз, превращается в орудие пытки. Можно было бы сказать это, поступить вот так. У них с Давидом не осталось неоплаченных счетов. Он знал, как она его любит, и она знала, как он любит ее. У Сандры не было сожалений. Но было чувство вины. И происходило оно из того эпизода, когда они занимались любовью дома, за несколько месяцев до того, как мужа убили. Во многих отношениях та ночь не отличалась от других. Был исполнен ритуал ухаживания, заключавшийся в том, что Давид говорил ей весь вечер приятные вещи. Она постепенно позволяла ему приближаться, до самого конца отказывая в последней милости. Хотя они и занимались этим каждый день, привычка не теряла прелести. То была не только игра, пробуждающая интерес. Таким образом они вновь и вновь обещали друг другу, что любовь для них никогда не станет рутиной.