Он протянул руки.
– Я никогда бы…
– Дай сюда.
Я смотрел на него, переполненный ужасом от того, что он сделал. Что я для него организовал. И резко поднял балантхаст над головой.
– Нет! – крикнул Скацз, бросаясь вперед.
Поздно. Я швырнул балантхаст на пол.
Разлетелись стеклянные вакуумные камеры. Брызнули по мраморному полу алмазные фрагменты. Тонкие латунные и бронзовые детальки гнулись и с треском ломались. Я схватил самый большой из обломков и швырнул прочь наотмашь. Он зазвенел по полу, разваливаясь на части, пока не остановился в крови своих жертв.
– Дурак!
Скацз схватил меня, рукой зажал мне горло и надавил вниз. Синее свечение на нем стало ярче, потекла магия. Мое горло, сжимаемое силой и ненавистью Скацза, стало закрываться.
– Иди к предателям! – сказал он.
Горло закрылось, я перестал дышать. Даже крикнуть не мог – воздух не шел через губы. Этот человек был силен, и ему даже не требовалась чернильная страница, чтобы наколдовать такое зло.
Тьма.
И вдруг – свет.
Я дышал. Лежал на плитах и вдыхал воздух внезапно освобожденным горлом. А надо мной склонился магистр Скацз.
Его рука лежала у меня на груди, осторожно нажимая. И в то же время я ощущал все его пальцы у себя под ребрами – он сжимал мне сердце. Я попытался ударить его по руке, отбить ее в сторону – Скацз сжал пальцы, смиряя пульс моей крови. Я прекратил сопротивление.
Мэр стоял над нами, пристально наблюдая.
– Мэр напомнил, что ты слишком талантлив, чтобы пускать тебя в расход, – сказал Скацз и снова сжал мне сердце. – Я искренне надеюсь, что его вера в тебя оправдается.
Внезапно он отпустил меня, выпрямился и махнул стражникам:
– Отведите нашего друга в подземелье, пока мы не найдем для него подходящую мастерскую. – Он перевел взгляд на разбитый балантхаст. – Его ждет многочасовая работа.
Я прохрипел:
– Нет. В этой кровавой бане. Не участвую и не буду.
Скацз пожал плечами:
– Участвуешь. И будешь, никуда не денешься.
Сказать ли, что я сопротивлялся? Не дал себя сломать? Что устоял перед пытками и уговорами и не принимал участия в последующей чистке? Что моей вины нет в реках крови, стекавшей в Сулонг по переулкам Каима? Сказать, что сохранил благородство, когда прочие завиляли хвостами? Что в терроре участия не принимал?
На самом деле я отказался. Один раз.
Тогда Скацз привел Джайалу и Пайлу. Мы сидели в промозглости моей камеры, сжимаясь под холодными каплями, падающими с камней потолка, чуя сладковатую вонь гниющей соломы и слушая влажные хрипы легких Джайалы – четвертого участника навязанной нам беседы.
Сам Скацз вообще ничего не говорил – просто посадил нас всех вместе. Принес деревянные табуретки и велел стражнику подать чашки мятного чая. Сперва я вздохнул с облегчением, увидев, что Джайала и Пайла невредимы, но потом у Джайалы начался неудержимый кашель, и капельки крови показались на губах, и она стала плакать, и тогда мне пришлось позвать стражника, чтобы их увели. И хотя он поспешил на зов, все происходило мучительно медленно.