– Когда я подписал документы, согласно которым я передавал штату опеку над… над моим сыном, я принял второе самое трудное решение в жизни.
Он глубоко вздохнул, сплюнул в сад и двинулся прочь. Я смотрел ему вслед и чувствовал, что сделал ему очень больно.
– Дядя Уилли?..
Он остановился, но поворачиваться не стал – так и стоял спиной ко мне. Его широкие плечи устало опустились. Мне отчаянно хотелось взять свои слова обратно, перебросить мостки через разделившую нас пропасть, но исправить свою ошибку я уже не мог.
Нет, я не сердился на него. На самом деле – нет. Больше всего я злился на своего родного отца, который так никогда и не свернул на нашу подъездную дорожку, но и это внезапное озарение тоже пришло ко мне слишком поздно. Наверное, подумал я, мне так хотелось докопаться до дядиных секретов только потому, что я стремился спрятать, скрыть тайну собственного рождения. Бóльшую часть своей сознательной жизни я был абсолютно уверен, что со мной что-то не так, что я появился на свет ущербным, с каким-то скрытым уродством, и поэтому я очень хотел любой ценой отвлечь от себя внимание…
Только теперь я понял, что это было просто глупо.
– Что же… что было хуже этого?
Дядя надел шляпу, сдвинул ее на затылок, потом почесал лодыжку носком башмака. Так и не ответив, он спустился с крыльца и, повернув направо, отправился в оранжерею к своим орхидеям. В тот день я его больше не видел.
Поздно вечером я написал еще одно письмо своему родному отцу.
«Дорогой папа!
Я солгал. Я так и не перестал смотреть в окно на подъездную дорожку.
Твой Чейз».
Я покинул яхту в начале седьмого и без чего-то семь был уже дома. Обычно в это время дяди уже не было, но сегодня он сидел за кухонным столом вместе с Майки. Губы мальчугана были измазаны сиропом и маслом, а на тарелке перед ним возвышалась стопка оладий. Когда я вошел, он едва ли обратил на меня внимание.
Шахматная доска с недоигранной партией стояла на краю стола, и дядя задумчиво ее рассматривал. Судя по выражению его лица, положение было безнадежным.
Потом я заметил, что тетя Лорна прилепила скотчем на холодильник три рисунка: на первом был изображен павлин, на втором – индюк Боб, на третьем – цветущая орхидея. И птицы, и цветок выглядели как живые, хотя и были нарисованы простым карандашом.
Тем временем дядя двинул вперед одну из своих немногочисленных пешек. Ход был за Майки, и он, отправив в рот очередной оладышек, не глядя переставил свою ладью на новую позицию, предварительно сняв с доски дядиного слона. Озадаченно крякнув, дядя откинулся назад, сдвинул на затылок бейсболку и, отхлебнув кофе, снова склонился над доской.