Открыв телефон, я прижал его к уху плечом, продолжая набирать на клавиатуре адрес.
– Чейз Уокер слушает…
Но в трубке царило молчание. Впрочем, прием телефонных звонков в здании редакции и в особенности – в моем закутке оставлял желать лучшего, поэтому я нисколько не удивился. Поднявшись из-за стола, я отошел к окну.
– Алло, говорите!
В телефоне что-то зашуршало, потом я услышал чье-то шумное дыхание и – тук-тук! – два удара по трубке.
– Майки, это ты?
Послышался один удар. Это значит «да», припомнил я нашу азбуку Морзе.
– С тобой все в порядке?
Один удар.
– А с Томми?
Ничего в ответ. Должно быть, ответить на этот вопрос мальчугану было непросто, и я слегка изменил формулировку:
– Она спит?
Один удар.
– Дядя дома?
Два удара.
– А тетя Лорна?
Еще два.
– Она поехала в магазин?
Один удар.
– Тебя что-то беспокоит?
Снова удар.
– Томми?
Последовала пауза, потом я услышал один удар.
– Держись, Майки! Посиди с ней, ладно? И скажи ей – я сейчас приеду! – Впопыхах я употребил привычное «скажи», что было, конечно, не совсем правильно, но я не сомневался: парень сумеет найти способ, чтобы подбодрить Томми.
Телефон со щелчком выключился. Я отправил черновик на свой второй почтовый ящик и, выбежав на улицу, запрыгнул в «Викки». Уже из машины я позвонил дяде и тете Лорне, а еще двадцать минут спустя мы трое едва не столкнулись, сворачивая на подъездную дорожку. Все же в комнату над амбаром я ворвался первым, на пару шагов опередив дядю.
Майки стоял на коленях рядом с кроватью и держал Томми за руку. Едва увидев ее лицо, дядя обернулся к тете Лорне и велел:
– Отведи Бадди домой, хорошо?
Томми лежала на спине, глаза ее превратились в щелочки, на щеках и на лбу горели красные пятна, но остальная кожа была серой, как асфальт. В воздухе стоял сильный запах рвоты и испражнений.
Я положил руку на лоб Томми.
– Она вся горит, – сказал я дяде.
Он тоже опустился на колени рядом с кроватью, а я попытался набрать номер Службы спасения. Я уже поднес телефон к уху, когда Томми неожиданно перехватила мою руку и захлопнула крышку телефона. Отрицательно покачав головой, она знаком велела нам с дядей наклониться ниже. Секунду спустя Томми заговорила, хотя каждое слово давалось ей с огромным трудом: язык распух, губы побелели, а изо рта, носа и из-под век сочилась кровь.
– Сделайте для меня одну вещь, – почти прошептала она, коснувшись пальцами дядиной груди, и в изнеможении закрыла глаза.
Дядя Уилли кивнул:
– Да, конечно.
Глаза Томми открылись, взгляд пропутешествовал по всей комнате и снова остановился на его лице. С трудом оторвав голову от подушки, Томми чуть слышно произнесла: