Чуть ниже этого текста стояли подпись и печать нотариуса, которого я не знал, а также подписи свидетелей – дяди и тети Лорны. В самом низу Томми приписала от руки:
«Чейз-Лайам! Сходи в банк Джека, в депозитное хранилище, и возьми то, что лежит в ячейке № 1978 («говорящий» попался номерок, верно?). Ключ от ячейки я тебе уже отдала. Бумаги, которые ты там найдешь, могут тебе очень пригодиться. Забери их ОБЯЗАТЕЛЬНО!!! В конце концов, ты передо мной в долгу – ты сам это много раз говорил. Так вот, ты сможешь сполна со мной расплатиться, когда возьмешь документы. Любящая тебя Томми».
Не в силах поверить собственным глазам, я перечитал письмо еще раз.
– Она знала? Ну, насчет нас с тобой? – спросил я у дяди.
Он кивнул.
– Томми догадалась уже давно. Она говорила, что у нас с тобой одинаковые глаза.
– Почему же она ничего мне не сказала?
– Потому что я просил ее не говорить.
Я задумался, пытаясь вспомнить все, что запомнилось мне из нашей совместной жизни.
– Да, это многое объясняет… – проговорил я наконец.
Дядя заглянул в завещание, которое я по-прежнему сжимал в руке.
– Джек, разумеется, попробует его оспорить, хотя он не может не понимать, что у тебя на руках – полный флеш рояль.
– Мне казалось – ты говорил, что не любишь играть в карты, – перебил я.
– Не люблю, – подтвердил дядя. – Но это не значит, что не умею. – Он покачал головой. – Вот же как бывает в жизни!.. Ведь именно Джек когда-то научил меня всем премудростям покера!
Отложив в сторону завещание Томми, я как раз разглядывал свое свидетельство о рождении, когда мне в глаза бросилось одно несоответствие в датах. Сделав быстрый подсчет, я показал документ дяде:
– То есть на самом деле мне не двадцать восемь лет, а тридцать?
– Так и есть.
– Похоже, я только что потерял два года жизни, – пробормотал я.
Он взглянул на меня немного исподлобья.
– Ты на меня сердишься?
– Ты имеешь в виду – за то, что я прожил столько лет, не зная, кто я и кто мои родители… и за то, что все это время ты знал, но продолжал молчать? – Я окинул взглядом тесно стоящие вокруг деревья Святилища, могилу Томми, черную воду бывшего Бычьего болота, которая медленно, почти незаметно для глаза, текла к океану, и… покачал головой. – Большую часть жизни, – сказал я, – я провел, глядя на нашу подъездную дорожку в надежде увидеть вдалеке свет фар свернувшего с шоссе автомобиля. Я представлял, как подъедет к дому мой родной отец, как он выпрыгнет из кабины внедорожника с привязанным к багажнику новеньким блестящим велосипедом и заберет меня домой, но каждый раз, когда я рисовал себе эту картину достаточно долго, я начинал замечать, что у моего отца – твои глаза и твое лицо.