Он упал на скамью, ловя ртом воздух. Монах стащил шапку с головы и обмахивал раскрасневшееся лицо. Толстяк явно не привык бегать.
– Но зачем я нужен брату Бартоломью? При нашем прощании вы уверяли, что мое участие в следствии окончено.
– Не знаю, честное слово… Сказал: веди – я и побежал за вами. Мое дело – выполнять. Уж не обессудьте, доктор.
– Да какое там… Вы позволите нам закончить обед?
– Разумеется, разумеется! Он не торопил, просто велел вас не упустить – чтобы без разговора из города не уехали.
– Прекрасно. В таком случае, может быть, разделите с нами трапезу?
– С удовольствием, – монах шумно подвинулся к столу и потянул к себе блюдо с жареными перепелами, – Брат Бартоломью после возвращения все постится, и мне с ним приходится, знаете ли…
Менее чем через час все трое шли по направлению к монастырю. Прохожие с интересом оборачивались на необычных спутников: первым семенил секретарь, за ним шагал доктор в своем черном одеянии и замыкал шествие великан Лу.
Монастырь бенедиктинцев поразил путешественников тихой торжественностью. Высокие каменные стены окружали мощеный двор, тучные монахи сновали туда-сюда с важным видом. Лу в нерешительности остановился.
– Я вас лучше тут подожду, – пробормотал он, – Там внутри, наверно, сплошное золото да хрусталь – разобью еще, ввек не расплатимся.
– Хорошо. Усядьтесь где-нибудь и постарайтесь не привлекать лишнего внимания. Я скоро выйду.
Следом за секретарем Андре вошел в старинное здание. Каменные своды навевали тоску. Воздух был пропитан благовониями, шаги звучали гулко, а монахи внутри оказались еще тучнее и серьезнее. Доктору невольно показалось неуместным черное одеяние, которое он носил не по праву.
Секретарь вел его по мраморным лестницам, извилистым коридорам и анфиладам. В готичные окна лился свет с улицы, и только это напоминало, что снаружи идет совсем другая жизнь. В которой мало места для бога, поста и послушания, но много радости и вкусной еды.
Секретарь остановился перед очередной дверью, приложил палец к губам. Он постучал и первым зашел внутрь, оставив доктора ожидать снаружи. Через минуту монах пригласил Андре в комнату. Войдя, тот оказался в небольшой келье. Брат Бартоломью оставался верен себе и в повседневных привычках: он жил более чем скромно. Грубо сколоченный стол, деревянная скамья и единственный сундук составляли все убранство комнаты. На столе горела свеча и лежали бумаги. Каких-либо личных вещей доктор не увидел: очевидно, хозяин хранил их в сундуке, служившем ему также и постелью.
Андре поклонился монаху.