– Доброе утро. Брат Жозе нашел меня в «Зеленом боцмане»; с его разрешения мы съели завтрак, который уже принесли, и сразу отправились сюда.
– Я знал, что секретарь не упустит возможности подкрепиться… Верно? – с улыбкой спросил брат Бартоломью. Андре кивнул, и он продолжил, – Полагаю, вы теряетесь в догадках, зачем я вас пригласил?
– Это так. Признаться, я был удивлен, встретив брата Жозе. Ведь в деревне мне сказали, что участие в суде не потребуется.
– Суд здесь ни при чем. Во всяком случае, тот суд, о котором вы думаете.
Монах подошел к крошечному окну и поманил доктора:
– Взгляните. Видите часовню на холме?
– Вижу…
– Оттуда открывается замечательный вид на город. Это часовня Сен-Жак; когда-то на ее месте стоял храм Юпитера. После ухода римлян языческий алтарь пришел в запустение, и о его существовании помню теперь только я да пара городских архивариусов. Ранние христианские отшельники устроили там скромное убежище, а много веков спустя на этом месте выстроили часовню, – брат Бартоломью помолчал, – Благое дело обязательно будет процветать, а дурному суждено угасание и забвение.
– Не понимаю, почему вы мне об этом говорите, – пробормотал доктор.
– Потому что мой брат, о котором я упомянул при нашем знакомстве, – бессменный декан университета, в котором вы якобы учились… Аферисты должны лучше продумывать свои легенды, мсье. Вы здорово послужили следствию, поэтому я дал вам уйти один раз. Вы помогли правосудию, поэтому отпущу вас во второй, – монах отошел от окна, – Однако не ожидайте слов признательности с моей стороны или каких-то еще выгод с этого дела. Я не окажу такой чести шарлатану.
Андре вспыхнул.
– Видит бог, я и не ожидал разжиться на этом печальном деле. И вы во многом правы, брат Бартоломью, но все-таки я не заслуживаю такого презрения.
– Вот как? Вы, может быть, скажете, что называетесь доктором по праву? – с иронией осведомился монах.
– Не хуже иного выпускника университета. Я неплохо разбираюсь в травах… Ничего особенного, они известны любому аптекарю. Я не суюсь на поля битв, чтобы не покалечить еще сильнее тех, кому и так досталось… Я держусь подальше от рожениц и тяжелобольных, – Андре остановился перевести дыхание, – Да, я зарабатываю на хлеб, выдавая себя за того, кем не являюсь, но клянусь, от этого еще не пострадал ни один…
Он оборвал речь – оправдываться было попросту стыдно. Андре было все равно, что будет думать о нем этот святоша. Проходимец? Аферист? Что ж, он заслужил каждый из этих нелестных эпитетов. Он устал от самобичевания, которым занимался эти долгие две недели, устал от необходимости оправдываться. В конце концов, с какой стати он должен выслушивать нотации от этого крючкотвора?