«Ох, беда, — сказал голос. — Не люблю, когда они так крепко затягивают. Они же знают, что я не люблю, когда добыче вредят».
Слезы текли по моему лицу, но я не могла поднять руку и вытереть их. Мое тело вздрогнуло и упало вперед, но за талию меня поймали раньше, чем я рухнула на землю. Колючие волоски терлись о мою спину и ноги, а потом я быстро покинула поляну. Я помнила последним, как мир почернел, как кричал Ахмос.
Когда я пришла в себя, я смотрела на мягкий свет полной луны. Нога побаливала, но боль ощущалась отдаленно, словно эхом того, что требовало внимания. Я поворочалась в удобном спальном мешке, ночной воздух был прохладным, успокаивал кожу. Звезды мерцали надо мной. У меня был странный сон. Я хотела позвать Ахмоса, но язык распух, во рту был странный привкус.
Неподалеку напевала женщина.
«Ах, хорошо, что ты проснулась, — ее голос успокаивал. Как у любимой тетушки. — Я почти закончила твой гобелен».
«Звучит мило», — подумала я, устроилась и думала о красивых рыцарях, замках и прекрасных гобеленах.
Прошло несколько минут, но что-то мешало мне уснуть. Раздражение говорило, что приятный сон был неправдой. Я моргнула и поняла, что глаза были очень сухими. В них была грязь, листья покрывали лицо. Я попыталась поднять руку, дергаясь, но руки прилипали. Я опустила взгляд и уставилась потрясенно на белые фибры вокруг моего тела. И я все вспомнила.
«Паучиха!».
— Ч-ч-ч… — я облизнула губы и попробовала заново. — Что вы сделали с… со мной?
Движение слева, сверху зашуршали листья. Я искала тени среди листьев, что падали вниз.
«Я работала над твоим гобеленом. Я делаю такие для всех своих девочек».
— Что? — я повернула голову и обрадовалась, когда листья упали с лица.
«Я тебе покажу, — сказала паучиха. — Потерпи».
Я висела, раскачиваясь, а паучиха танцевала вокруг, незримая во тьме, и мои конечности начало покалывать. Я пошевелила пальцами, призвала когти. Они появились не сразу, но все же проступили. Хотя я не слышала Тию или Эшли, они еще были со мной, раз я смогла использовать силу сфинкс. Я старалась тихо пилить липкие фибры, что не отпускали меня.
— Где Ахмос? — спросила я, чтобы отвлечь паучиху.
«Ты о своем мужчине? Он здесь. Я обычно не ем самцов. Они слишком… жесткие, как по мне. Я предпочитаю женщин. Они мягче, видишь ли. И проще перевариваются. Так что их приятно есть. Но я попробую твоего мужчину. Он выглядит чистым, может быть вкусным, если я его размягчу. Конечно, ему придется подождать. Вас двоих я сразу съесть не смогу. Жадность испортит мою фигуру».
Я замерла, услышав слово «перевариваются», а потом запилила быстрее. Наконец, я высвободила руку и ногу.