Я чуть было не сорвался с места, чтобы вызваться помочь ей с переодеванием, но остался наблюдать и отгонять мысли о том, каково это – быть предметом вожделения возбужденной толпы студентов. Когда начался первый акт, стало ясно одно: Лия не переоценила свои опасения в отношении таланта партнеров. Я знал сценарий почти так же, как и Лия, репетируя с ней противоположную роль в каждой сцене. Я не мог увязать слова ее персонажа со словами персонажа партнера по сцене.
Слова не всегда совпадали.
Обычно это были мелочи, оборот фраз, который не имел большого значения, поэтому остальная часть аудитории не могла что-то заметить. Временами это было что-то более важное.
Вы шутите, что ли?Мой разум бушевал, поскольку человек, играющий герцога, не указал на отсутствие конюха. В тот момент это было несущественное событие, но эта так называемая мелочь была единственным доказательством, которое приведет наблюдателя-зрителя к правильному, логическому завершению акта. Без этого кульминация финальной сцены будет как бы случайной и «из ниоткуда».
– Мой лорд, – сказала Лия на сцене. – Разве вам не кажется, что один из наших людей отсутствует?
Она поняла.Конечно. И она знала так же хорошо, как я и, насколько это было важно.
Актер был застигнут врасплох внезапным отходом от сценария, который он не полностью помнил.
– Хм, это так? – Она указала на дыру в линейке второстепенных персонажей. – Наш конюх пропал!
Герцог отступил от нее на шаг и положил руки на бедра.
– Да, конечно! Господа, узнайте, куда пропал конюх. Мы должны держаться вместе. Я боюсь, что случится что-то страшное!
Это было очень близко, и мое восхищение Лией удвоилось.
У этой девушки отлично развита смекалка.
Однако она еще не осознала всю катастрофичность ситуации. С течением времени количество ошибок только увеличивалось, причем некоторые из них были настолько вопиющими, что небольшая аудитория не могла не заметить.
Первый акт приблизился к шаткому концу, и аплодисменты приветствовали закрытие занавеса.
Будем надеяться, что все изменится к лучшему.
Лия
Давай же, Лиам.
Я гнула свою линию, поскольку мальчик – всего на год моложе, но такой незрелый, которого я никак не могла воспринять как мужчину, как ни старался, никак не мог вспомнить ни строчки. Он уставился на меня, с выражением ужаса, когда понял, что не вспомнит слова.
Черт возьми.
– Разве ты не любишь меня, Дрейк? Разве тебе недостаточно? Я думала, ты позаботишься о моем муже, чтобы мы могли быть вместе навсегда! Разве это было сложно, поцеловать меня во дворе? Ты не лучше обыкновенного негодяя! – я импровизировала, бросив ему в лицо носовой платок.