Раб-бербер смутился и замешался в толпу.
— Слушайте, рабы! Акса-Гуам потерял отца, — продолжал старик. — Мать его лишилась рассудка. Девушка, которую он любил, лежит перед вами с копьем в груди. Ему нет дороги назад, на Священный Холм…
Не дослушав конца речи, толпа рабов вдруг отхлынула и побежала к шахтам. По дороге, со стороны Священного Холма, медленно двигался отряд конницы. Не прошло пяти минут, как площадь была пуста. Слышно было только цокание бронзовых подков по каменным плитам дороги, да бряцание оружия.
Как победители, гордые и самоуверенные воины атлантов медленно проехали, не кинув даже взора на группу у каменной кучи: трупов валялось слишком много на дороге, а дряхлый старик не стоил внимания.
Стало совсем тихо. Только жужжал рой синих мух, блестящих в закатных лучах, собравшихся над зияющей раной Аты.
Гуамф оттащил Акса-Гуама от дороги, скрыв за кустом труп Аты.
Акса-Гуам пришел в себя.
Гуамф ласково положил ему руку на плечо.
— Ты не сердись очень на них. — И он махнул рукой в сторону шахт. — Тяжело опять становиться в ярмо… Помнишь, как я сам рассердился на тебя, когда ты заговорил об освобождении рабов. Когда это будет и будет ли? Может быть, когда-нибудь, через тысячи лет и взойдет наша звезда и исцелит раны наши. Но только тогда уж нас не будет, а может быть, не останется следа и от самой Атлантиды… И никто не будет знать, что и мы боролись за дело рабов и через тысячелетия посылали привет тем, кто будет счастливее нас…
— Пить… — хрипло прошептал Акса-Туам и застонал от боли…
(Окончание следует).