Точнее — отвратительно живым.
— Ты… ты можешь унести эту гадость? — я обратилась к собаке, пытаясь сообразить, что же делать дальше. И где Ричард? Он некромант или мимо проходил?! Тут работа, можно сказать, сама к нему ползет… ладно, не к нему, а ко мне, но я-то не некромант никоим образом.
Собака накренила голову.
И мелькнуло в желтых глазах… насмешка?
— Да, я боюсь мертвых живых конечностей, — призналась я, сделав крохотный шажок. — Очень боюсь. Будь добра, если, конечно, это не противоречит твоим принципам, унеси вот эту… руку… куда-нибудь, ладно?
И сглотнув, я добавила:
— Можешь даже доесть, если тебе хочется.
Собака раззявила пасть.
А в следующее мгновенье вскочила. Мощные челюсти ее сомкнулись чуть ниже синеватого запястья, перевитого лиловым узором татуировки.
Двигалась собака быстро.
И рука исчезла.
В кустах шиповника. Какая прелесть… мне даже задышалось легче. И когда собака появилась вновь, к счастью, без рук и иных подношений, я искренне сказала:
— Спасибо тебе большое.
Кривоватый огрызок хвоста дернулся.
А пес заскулил.
— Очень большое… прости, я ничего не взяла с собой, но… — я присела и протянула руку. Конечно, не самое разумное — гладить чужих малознакомых тварей, однако собака выглядела такой несчастной.
Прямо как я.
И розовый нос ткнулся в ладонь.
Скользнул по коже шершавый, что наждачка, язык…
— Хорошая…
Она прикрыла глаза и голову повернула так, чтобы легче было за ухом чесать. Шкура собачья оказалась толстой, а короткий волос — неожиданно мягким, скользким, как шелковая нить.
— Очень хорошая… сейчас мы дождемся… очень надеюсь, что дождемся одного человека… и мы уйдем.
Псина заскулила.
Кажется, ей не хотелось со мной расставаться.
— Оливия, — нервный голос Ричарда раздался над головой. — Оливия… что ты делаешь?
— Глажу собачку…
Псина повернулась к Ричарду и оскалилась. Не нравится? Ну да, мне бы тоже не понравился агрессивно настроенный тип с камнем в руке.
И с явным намерением камнем этим запустить в ни в чем не повинное животное.
— Оливия, — Ричард заговорил мягко, очень мягко. — Ты не могла бы убрать от нее руки?
— Нет. — Мне была неприятна мысль, что собаку обидят. А Ричард, похоже, настроен был именно на это. И бедолага наверняка чувствовала настроение и потому прижималась ко мне. А я обвила могучую шею руками. — Тише, милая, он тебя не тронет…
— Оливия!
— Ричард. — Я провела по короткой гривке черных волос. — Чего ты переживаешь? Это просто собака. И она… потерялась, похоже.
— Это, — сквозь зубы произнес некромант, и левый глаз его дернулся, — не просто собака…
Оливия сидела на дорожке.