Длинное змеиное тело, покрытое костяным панцирем. Белесый, будто вылепленный наспех из куска воска, он надежно защищал тварь, что от стали, что от магии. В трещинах его, которые то возникали, то срастались, виднелась обманчиво уязвимая сероватая плоть, пронизанная черными нитями сосудов.
Топорщились шипы.
Глубокие рытвины, что следы от пальцев безумного скульптора, наполнялись гноем, который сочился по бокам, по хрупким лапам, стекал по изогнутой шее. Гной падал в землю, и вспомнилось, что это вовсе не гной, но яд, капли которого хватит, чтобы убить человека.
И не одного.
Вытянутая голова твари была безноса и безглаза. Зато зубов имелось сотни две…
Гуль затих.
И Оливия тоже… хорошо… умирать под чьи-то вопли — удовольствие ниже среднего.
Ричард выступил, заслоняя бестолковую лайру. Ее это вряд ли спасет, но это все, что он может сделать.
Тварь не спешила.
Она отряхнулась, как-то совершенно по-собачьи, и присела на тропинку.
Уставилась.
Глаз нет, а она смотрит.
Ждет.
Или не ждет, а жрет?
Они ведь не плотью одной живы… холодно стало. И холод этот исходил изнутри. Он просто появился, и вспомнился вдруг маленький храм на окраине столицы.
Нервное ожидание.
Надежда.
И безумная готовность верить, что все получится. Она ведь любит, а остальное не важно. Его, Ричарда, любит, нелепого и смешного, не обладающего ни властью, ни состоянием, ни именем, которое было бы прилично предложить девушке.
Глупец…
…он ведь знал, с самого начала знал, что это неспроста, что он, Ричард, не пара блистательной лайре, и значит все — не взаправду. Так почему же позволил поверить?
Обмануть.
— Уходи. — Ричард облизал пересохшие губы, осознавая, что смерть его будет отнюдь не героической. И не быстрой.
Сначала она сожрет его изнутри.
Память.
Выберет до самого первого дня, до вздоха, до крика… а может, и раньше.
Сотрет. Вытащит. И с нею — страхи его, Ричарда. Надежды, равно сбывшиеся и нет… и горести, обиды. Редкие дни, когда он был счастлив. Их гончая будет смаковать долго, а он… а он превратится в ком мяса, с которым поступят именно так, как надлежит поступать с мясом.
…в том храме свечей горело едва ли дюжина. Голый пол. Пустые вазы…
Алтарь, где догнивали цветы, которые некому было убрать. А может, не сочли нужным? Молодой жрец, лицо которого превратилось в маску. Благочестия? Оно ведь было напрочь фальшивым. И уже тогда Ричард должен был бы понять.
Не понял.
Он только и видел, что свою невесту в традиционном наряде… вуаль на лице была плотна, а у него и мысли не возникло о подмене. Он дрожал от нетерпения и страха.