Чем дальше, тем интереснее. Что и говорить, предложение Снегова — сущее спасение, просвет в окружающем мраке. Если, конечно, я на него соглашусь… А что — у меня есть выбор? И все-таки, что стоит за этим самопожертвованием? Муки нечистой совести, попытки загладить причиненный ущерб — или гипертрофированное чувство долга? В первом случае, приняв предложение Снегова, мы в итоге из своего кармана оплатим его небрежность… Или его преступление?.. Нет, едва ли. Во втором же — к понесенным им моральным убыткам присоединятся еще и финансовые. Прямо даже и не знаю, в каком случае мне следует чувствовать себя хуже.
— Хорошо, Рюрик Вениаминович, я подумаю…
Зазвонил телефон. Характерный призвук — межгород. Как не вовремя!
— Извините, Рюрик Вениаминович. — Я сняла трубку. — Слушаю вас.
— Ладочка?
Ладочка? Кровь гулко бухнула в ушах, уводя пол из-под ног. Так меня звали только родители, там, в теплой глубине детства. В трубке между тем уже в голос рыдали:
— Ладочка, девочка моя!.. Я не знаю… У нас такое, такое…
— Мама? — Господи, что у нее с голосом! — Что случилось?
— Ладушка, ты только не пугайся, все устроится, все образуется…
Да, мама, — но она, очевидно, плохо понимает, что говорит — слова были совершенно не ее.
— Деточка, ты понимаешь, отец тут все ездил… Лада! — голос сорвался. — Он умирает!
Слова как-то разом оставили меня. Я только дернулась, крепче прижав трубку к щеке. Но мама и не услышала бы меня — горе и страх переполняли ее.
— Слышишь, умирает! Ладочка, что же теперь? Как мы будем жить? Как, что я без него?! — И вдруг отчаянно: — Ты приедешь, правда, приедешь?
«Она, как ребенок, боится остаться одна в темноте», — машинально отметило что-то на краю моего сознания.
— Буду.
Трубка легла на место, и вопреки обещанию я, кажется, перестала быть. Плотная чернота сгустилась вокруг.
Время спустя сквозь нее пробился звук, похожий на тиканье часов — но он словно задел во мне потаенную струнку, заставил шевельнуться. Потом я услышала, что меня вроде бы зовут, и окончательно пришла в себя.
Я сидела за рабочим столом, положив руки перед собой и уставившись в столешницу. Только что звонила мама. Надо ехать. Сделала движение встать — и почувствовала, что меня держат за руку (пальцы у меня, оказывается, ледяные). Подняла голову. Снегов. Ах да, Снегов. Кажется, он только что спрашивал, что со мной. Ища слова, способные объяснить все сразу, я решительно поднялась было — но он настойчиво усадил, не слушая возражений.
— Нет, Людмила Прокофьевна, все потом. Сначала вам нужно прийти в себя.
Нажал кнопку селектора: