Этим рождественским утром мне не хотелось
бегать, как обычно, вдоль озера. Человек может
ненавидеть Рождество, но всё ещё чувствует
необходимость сделать что -то значительное в этот
день. Я хотела попасть в лес. Есть что-то в деревьях
размером с небоскрёбы, в их коре, одетой в мох, что
заставляло меня чувствовать себя полной надежды. Я
всегда считала, что если бы Бог существовал, мох был
бы его отпечатками пальцев. Около шести утра,
схватив айпод, я направилась к двери. Было ещё
темно, поэтому я не торопилась, идя по тропе, давая
солнцу время, чтобы подняться. Чтобы добраться до
тропы, я должна была прорваться через район
шаблонных домов под названием «Глен». Я
презирала «Глен». Я должна была проезжать мимо
него, чтобы добраться до дома, который находился на
вершине холма.
Я всматривалась в окна, проходя мимо домов, и
разглядывала рождественские огни и ёлки, задаваясь
вопросом, в состоянии ли я услышать детей с
тротуара, пока они открывали подарки.
Я делала
растяжку
за
пределами
леса,
поворачивая лицо к зимнему дождику. Это была моя
рутина;
я
делала
растяжку,
заставляя
себя
продолжать жить изо дня в день . Подтянула хвостик,
и позволила ногам начать бежать. Тропа ухабистая и
извилистая. Она граничила с окраинами «Глен», что
я находила ироничным. Тропа вся в ухабах,
созданных
временем
и
дождями,
кишела
выпирающими
корнями
деревьев
и
острыми
камнями. Требовалась концентрация в дневное
время, чтобы не вывихнуть лодыжку, проходя тут, что
являлось
причиной травм
для немногочисленных
бегунов. Не знаю, о чём думала, когда решила бегать
здесь в темноте. Я поняла, что должна была
придерживаться обычного бега трусцой вокруг озера.
Я должна была остаться дома. Я должна была сделать
что-нибудь, только не бегать там, в то утро, в то
время.
В 6:47 он изнасиловал меня.
Я знаю это, потому что за секунду до этого
почувствовала, как руки обхватили верхнюю часть
моего тела, вышибая дыхание из моих лёгких. Я
взглянула на часы и увидела время 6:46. Полагаю,
ему потребовалось тридцать секунд, чтобы затащить
меня вглубь от тропы, без толку болтающую ногами в
воздухе. Ещё тридцать секунд, чтобы бросить на
корневище и сорвать с меня одежду. Две секунды,
чтобы врезать по лицу. Только минута, чтобы
воспроизвести всю мою жизнь в окрашенной
насилием памяти. Он взял то, что хотел, и я не
кричала. Ни тогда, когда он схватил меня, и ни когда
ударил меня, и ни когда насиловал меня. Ни даже