— Если бы это и было правдой, — ответила мисс Фолторн, — то сейчас не время об этом говорить, это знание слишком опасно.
Я кивнула, с умным видом кусая губу, как будто знала куда больше, чем сказала. Мне не по вкусу быть в натянутых отношениях с этой женщиной. С самого начала я заметила, что ей присуща некоторая нежность, которая не просто удивительна для ее должности, но просто противоречит ей.
Разве она не наложила на меня наказание, которое на самом деле было наградой, — написать сочинение о Уильяме Палмере? А сегодня она приказала Гремли откатать сто кругов на старом катке. Гремли! Она же любит коньки, как Данте — Беатриче, Ромео — Джульетту, Винни-Пух — мед!
И некоторым странным образом я не могла не любить ее.
— Хорошо, — сказала я, вставая на ноги. — Понимаю. Мне запрещено спрашивать, вам запрещено отвечать. Нам обеим наплевать, но так уж устроен мир.
С этими словами я вышла из кабинета, она даже не пошевелила пальцем, чтобы меня остановить.
Но вот какая штука: не успела я дойти до двери, как ее глаза увлажнились.
Вернувшись в «Эдит Клейвелл», я встала на кровати вверх ногами, упершись пятками в стену. Мне надо поразмыслить.
Я уже думала на эту тему раньше: что, если школа — это лишь прикрытие? Что, если моя ссылка в Канаду и неожиданное появление трупа в камине — лишь часть какой-то огромной военной игры, какого-то упражнения, где мы все — пешки в руках немыслимо далеких манипуляторов, которые используют нас в своих туманных целях?
Если это так, значит, мисс Фолторн так же находится в их власти, как и я, и мы обе — во власти сил, находящихся за гранью нашего понимания.
Или же — и при этой мысли я вздрогнула — так устроен весь мир?
Может быть, Бог — мастер, Судьба — рука, двигающая нас по шахматной доске, а Случай — палец, сбивающий нас с ног при малейшем неверном шаге?
Какой бы ни была правда, для меня это слишком. И я уснула, стоя на голове.
Я проснулась с ужасной головной болью и растяжением шеи. Я снова закрыла глаза и начала медленно выплывать из своего сна.
Есть подлинное удовольствие в том, чтобы находиться в темноте в уединении своей собственной головы, когда ничто вас не отвлекает, когда вы можете карабкаться с одного уступа на другой, радостно кричать в обширном, рождающем эхо пространстве; собирать факты и воспоминания, находить старые и новые драгоценности, изучать, сравнивать, складывать и добавлять.
Первая мысль, пришедшая мне на ум, была о том, что Рейнсмиты на нашей стороне, — по крайней мере, по словам мисс Фолторн. Вторая — что ле Маршан, Уэнтворт и Кларисса Брейзеноуз, вероятно, живы.