– Позови их, пожалуйста, – мать хочет на них посмотреть, – попросил Ольшевский.
Некоторое время Ольга слышала только звук чьих-то шагов, скрип дверей, а потом мужской голос позвал:
– Девки! Ходь сюды! Тут с вами поговорить хотят.
– Разговаривайте, – сказал Ольшевский, отдавая Ольге планшет.
Болотина впилась глазами в экран и, когда увидела раскрасневшуюся от беготни и мороза Марию с выбившимися из-под капюшона волосами, от величайшего облегчения рухнула на стул, а вот Мария, увидев ее, принялась успокаивать:
– Оля! Оленька! Не волнуйся! С нами все в порядке! Мы живы и здоровы! Девочки! Быстро! Сюда! Мама звонит!
Почти тут же появились прижавшиеся друг к другу головы запыхавшихся девочек, и Марина затараторила:
– Мама, а мы кролика ловим! А тут еще котята есть, и собачка…
– А мы сегодня козу гладили, – добавила Ирина. – А еще я лошадку яблочком кормила!
– Мама! Тут так здорово! Приезжай, а?
– Заканчивайте, – сказал Ольге Андрей Владимирович.
– Родные мои! Любимые! Самые дорогие на свете! Я постараюсь приехать как можно быстрее, – со слезами в голосе говорила Ольга. – А вы пока во всем слушайтесь Тему, не шалите, хорошо кушайте, тепло одевайтесь, чтобы не заболеть. А главное, помните, что мы с папой вас очень-очень любим. Целую вас, солнышки мои ясные!
– Мы тебя тоже любим, мама! И папу! И Тему!
– Все! – решительно сказал Ольшевский, отбирая у Ольги планшет, и выключил его.
– Спасибо! Спасибо огромное! – На это Ольшевский просто отмахнулся – ерунда, мол. – А сейчас, извините, мне надо умыться, – все еще нетвердым голосом сказала она и скрылась в туалете.
– Михаил Яковлевич, вы собирались с кем-то поговорить? – напомнил адвокату Андрей Владимирович и, выйдя вместе с ним в коридор, шепнул одному из охранников: – Помогите господину Любимову выяснить все, что ему надо.
Парень кивнул, шепнул что-то себе в воротник, и через минуту уже другой охранник шел вместе с адвокатом по коридору, и можно было не сомневаться, что главврачу придется назвать фамилию того, кто хотел сохранить в тайне покушение на Болотина.
Выйдя из туалета, Ольга застала в палате только Ольшевского, который приглашающим жестом указал ей на стул:
– А теперь давайте побеседуем.
День у Гурова не задался с самого утра – ночью снилась какая-то муть, так что проснулся он в отвратительном настроении. А тут еще полное отсутствие вещей Марии в доме. Когда она уезжала на гастроли или съемки, то хотя бы косметика в ванной, халат, ночнушка и тапочки напоминали о том, что жена у него все-таки есть. А теперь создавалось полное впечатление, что женщины в этом доме и не было никогда. Лев сам от себя не ожидал, что уход Марии так выбьет его из колеи. Они, бывало, не раз разъезжались после крупных размолвок, но у него никогда не возникало ощущение, что это навсегда. А вот теперь он чувствовал, все было всерьез – Мария оставила свое обручальное кольцо, чего не делала раньше никогда, и этим показала, что отрезает себе все пути назад. Было время, и довольно продолжительное, когда Гуров жил один, так что с уборкой, стиркой и глажкой у него проблем не возникло бы. Но вот чувство, что от него самого отрезали что-то очень важное и жизненно необходимое, так и не проходило, а только все больше и больше обострялось. И это здорово нервировало.