Он пошел по следу человека и лошади, по следу стога, увезенного совсем недавно. Пошел не только из желания поесть сена, но и из любопытства, свойственного всем животным. Неудержимого любопытства, из-за которого, случается, зверь даже забывает об осторожности.
Пьянящий дух сена еще витал в воздухе, вызывая в памяти Уга теплое лето, душистые травы лесных полян: сладкий клевер, кислый хрусткий щавель, пахучую ежу, нежную овсяницу, тимофеевку, высокий кипрей…
След вывел его на дорогу, идущую по краю леса, и лось беззаботно шел по ней, предаваясь приятным воспоминаниям, пока не приблизился к самой деревне. За изгородью первой избы, стоящей на отшибе, он увидел и лошадь, и сено, и человека. Сена было очень много, оно возвышалось на возу, большой кучей громоздилось во дворе.
Лошадь в упряжи поразила, испугала Уга. Он понял, что сооружение из палок и ремней, надетое на нее, лишает лошадь свободы.
Человек уходил со двора — поднимался на крыльцо избы, — и Уг вполне мог перемахнуть через забор: ближе познакомиться с животным, обнюхать его, но лося настолько встревожили путы, надетые на лошадь, что он застыл как вкопанный.
И тут, обернувшись, человек заметил его. Немного согнутый, с морщинистым лицом, человек этот был очень стар. И видимо, очень добр, потому что, увидев лесного гостя, он сказал:
— Ну что, небось сена пришел попробовать? Оголодал, бедолага.
И он не спеша сошел с крыльца, прихватил небольшую охапку сена и направился к забору.
Не понимая слов, Уг почувствовал их доброжелательный тон и, может быть, даже взял бы сено, но тут из-за дома выскочила собака. Маленькая, невзрачная, но непомерно злобная, — как часто бывают злыми те, кому не дано ни силы, ни красоты, — она, захлебываясь заполошным истеричным лаем, торопливо устремилась в сторону лося.
Уг настороженно осмотрелся. В визгливом голосе собачонки была уверенность, что на ее крик сбегутся и собаки, и люди. И тотчас же к лаю шавки присоединились голоса других собак…
Осторожный зверь побежал прочь от околицы, сначала рысцой, а потом быстрым галопом.
День был светлый и солнечный. В лесу начиналось бурное весеннее оживание. Со всех пригорков стекали ручьи; холмы и склоны, уже очистившиеся от снега, зеленели мхом и брусничником. Лес серебрился в солнечных лучах, играл бронзовыми бликами сосновых стволов, чистых и строгих. Уг часто останавливался и, поднимая морду, внюхивался в запахи лесного дня. Деревья, ободренные солнцем, источали дурманящий дух. Они спешили пробудиться, набухнуть почками, распахнуться в небо зеленой листвой. Березы переполнились сладким соком, который, казалось, просвечивал через их белую, словно светящуюся кору. Он сочился из ранок, нанесенных человеком, зверем или птицей, из надломов, появившихся от порывов ветра и ураганов. Уг очень любил слизывать эту прозрачную вкусную жидкость, приятно пощипывающую его большой широкий язык. Лось мог долго стоять, внюхиваясь в пьянящее дыхание оживающего леса, на ходу он тоже дышал глубоко и с наслаждением.