Голос ее становился все глуше. И вдруг — зрелище было поистине фантастическим — уродливое, трагическое лицо Марии Мондрагон при слабом свете, который падал из нескольких освещенных окон в темноту, на нас, вдруг стало цветущим и соблазнительным, будто лицо хорошенькой, молодой девушки, какой она была в свое время. И голос ее звучал тепло и нежно, когда она сказала:
— И пусть даже у него было много женщин, сто, двести… за всю свою жизнь он любил только одну — меня. Это я была его Аннабел Ли.