И все же я смотрелась неплохо. Синее шло к глазам, а при малейшем движении ткань вспыхивала лиловыми отблесками, притягивая внимание. Горничная, видимо, пришла к тому же выводу, она завозилась сзади, а потом я услышала:
— Ах, простите, леди!
На платье расплылось бесформенное пятно из воска, горничная держала в руках наклоненную свечу.
— Я хотела поближе рассмотреть деталь у подола, показалось, нитка распоролась…
Изобразив, что сержусь, я отчитала горничную, приказала выйти прочь и сделала вид, что бросаюсь на кровать, чтобы нарыдаться вволю.
На самом деле, даже с моими элементарными знаниями алхимии вывести воск с ткани — раз плюнуть. Чем я и занялась, как только услышала, как захлопнулась дверь и послышались удаляющиеся шаги. Вроде отделалась малым уроном, по крайней мере, подосланной горничной не удалось нанести ущерба, который невозможно исправить.
Я вышла в коридор, стараясь ступать тихо и незаметно, подошла к двери, откуда слышались гневные крики и ругань.
Леди Уиндхем отчитывала нерадивую прислугу, красную как рак. Та металась вокруг разъяренной женщины, еле успевая за потоком придирок. Увидев меня, леди Уиндхем на мгновение потеряла дар речи, а затем гневно приказала раздеть меня и все начать заново.
— И как можно скорее, — сорвалась она чуть ли не на визг. — Мы опаздываем!
Спустя двадцать минут я стояла перед зеркалом в идеально выглаженном платье (надо сказать, я со своей стороны помогла работе горничной с помощью алхимии), в корсете, затянутом столь туго, что дышала я мелко и часто, зато осиной талии могла позавидовать любая красавица, а грудь красиво вздымалась при каждом вздохе.
Замотанная горничная чуть ли не в обмороке опустилась на пол, не понимая, на каком она свете, а я повернулась к леди Уиндхем и попросила ее помощи с последней деталью туалета.
Вчера ночью Мэй удалось заскочить ко мне на пару минут. Мы обнялись, а потом, при свете звезд, сидя на подоконнике, я призналась ей в том, что узнала от госпожи Веллсбери.
— Значит, я все-таки белошвейка, — зачарованно прошептала она. — Как я мечтала об этом! И мои работы ценятся?
— На вес золота! — заверила я Мэй. А через мгновение, смутившись, спросила: — Ты хотела бы вернуться в мастерскую?
— Нет, — отрезала она. — Я боюсь, Лисабель. Меня мучают кошмары, я просыпаюсь по ночам от вида крови и адской боли в голове. Не помню, кто это сделал, но страх… Страх настигает меня внезапно, как укус змеи, парализует и не дает дышать. Нет, я не готова вернуться.
— Мэй, ты можешь оставаться тут сколько захочешь. Я сделаю все, чтобы тебе было хорошо.