На том и порешили. В тот же день, в закатную пору, объявился волостной старшина, прошелся по промыслу, поговорил с Резепом, да и укатил восвояси. А вчера нагрянул отряд полиции и сам исполняющий обязанности уездного исправника ротмистр Чебыкин.
Андрей был уверен, что Чебыкин приехал не только по делу Ляпаева.
Весь вечер он ожидал вызова. И очень подивился, когда наутро в мазанку без стука вошел сам уездный исправник, один, без сопровождающих.
Илья от такой внезапности привстал со скамьи и с высоты своего роста уставился на нежданного гостя, не в состоянии молвить что-либо. Да и Андрей молчал, потому как вошедший не проронил ни слова, озирался, будто выискивал что-то или кого-то.
По природе своей Чебыкин был не из храброго воинства. Недоверчивый и опасливый ко всему, он, однако, умело скрывал и то и другое, стараясь выглядеть не тем, кем был по сути своей. «Держи опас про запас», — любил говорить он себе. Но только себе, а на людях хорохорился, изображался простым, доступным, способным рисковать, и очень любил, ежели окружающие отмечали его добродетели.
Оказавшись в полутемной землянке лицом к лицу с двумя незнакомыми людьми, один из которых чуть ли не уперся головой в двускатный камышовый потолок, Чебыкин почувствовал стеснение в груди и затосковал. Тут вдобавок ко всему в сенях потоптался кто-то и потянул на себя дверь. Ротмистр шагнул в сторону от входа и напружинился.
В дверь просунулась Гринькина голова да так и осталась в дверном проеме, потому как парень был несказанно и удивлен и напуган присутствием большого начальства.
Эта выразительная бессловесная сценка немного позабавила Андрея, и он в душе позлорадствовал над исправником, но затягивать молчанку не стал, ибо чувствовал, что минутное напряжение могло обернуться нежелательным исходом, если ротмистр примет эту непредвиденную смешливую обстановку за преднамеренный подвох или, еще хуже, засаду.
— Проходите, присаживайтесь.
— Да-да. Благодарствую, — вежливо кивнув, Чебыкин прошел к столу и сел.
— Чем обязаны? — спросил Андрей.
Чебыкин, раздосадованный таким началом, был зол и на себя, и на хозяев, и на молодого верзилу, который наконец-то перевалил через порог и столбом застыл у дверного косяка.
— Беспорядками, погромами, убийством, — с ожесточением, почти выкрикивая слова, ответил ротмистр.
— Я бы попросил… подбирать слова.
— В вашем положении не о вежливости надо думать.
— Вы правы, господин полицейский. В нашем положении прежде всего думают о куске хлеба.
— Не спешите, Крепкожилин! — Чебыкин уже догадался, что это он, главный синеморский смутьян. — Ваша работа хорошо оплачивается, незачем прибедняться.