И тогда Сивый, озверев от ревности, основательно потрепал кусачего спесивца и с позором прогнал из табуна. Весь косяк признал власть Сивого, а кобылицы ласково и призывно ржали, когда он проходил мимо них.
К Роске с того дня ни один конь не смел подходить — опасались его острых копыт. А она стала еще привлекательней: серебристые яблоки на иневатой масти дрожали, словно капли росы на бархатистых листьях кубышки. Круп у Роски удлиненный, шея тонкая, изящная голова красиво вскинута. Бежка мелкая и рысистая. Скачет на точеных ножках, будто пританцовывает.
А еще ему снились волки. Целая стая. Жеребята-однолетки и стригунки сбились в табунок, кобылицы окружили их — головами в круг, приготовились задними ногами отбиваться от хищников. Сивый остался вне круга. С широко раздутыми ноздрями, с глазами навыкате и высоко вскинутой головой, он отчаянно ржал и бегал вокруг своего косяка.
Когда волки обнаглели и подошли совсем близко, Сивый метнулся к ним. Матерый волчище, видимо вожак стаи, кинулся навстречь, целя зубами в горло косячного, но Сивый волчком крутанулся на месте и принял зверя на задние копыта.
Серым мешком с рассеченным лбом свалился волк на пожухлую траву. Почуяв кровь, табун будто взорвался. Вслед за Сивым тяжелым наметом кобылицы бросились на волчью стаю и разогнали ее.
После каждого такого сновидения Сивый озабоченно моргает, не в силах уловить: как же в одно мгновение из молодого и сильного он превращается в дохлого болезненного мерина… Усталостью наливается тело, тяжестью — ноги, голову гнет к земле, веки заслоняет дневной свет и снова одолевает сонливость. Сивый лениво трясет головой и всхрапывает — старые кости чуют ненастье…
6
Октябрьская пора на Нижней Волге золотая. Отдул афганец — колкий жгучий суховей, не зло, мягко припекает солнце. Небо чистое — по неделям ни пятнышка, оттого и воздух свеж: дышать им, что родниковую воду пить — одно удовольствие.
Об эту пору городские любители «подышать» частенько навещают старика. Среди знакомых Афанасия есть и артисты, и газетчики, и всякий руководящий люд. Друг по дружке познакомились со стариком. А теперь уж каждый сам по себе, кто, когда денек-другой выкроит, наезжает на заимку.
Афанасий завсегда-то был гостям рад, а ныне, в пенсионное безделье, и подавно. Увидит свежего человека и душой оттаивает. И так с ним и эдак, лишь бы приглянулось тому да лишний денек пожил на хуторке.
Только редко Афанасию такая удача улыбается. Гости все занятые, к сроку спешат в городе быть: одному в газету писать, другому комедию играть, а третьему заседать непременно нужно, и вроде бы если не посидят да не поболтают в намеченный день и час, то и работа всякая остановится.