— Привыкнешь. А во-вторых — завтра же объявлю всем, что ты моя жена.
— Нет-нет. Обождите, очень прошу. Да и Глафира…
— Чего ждать-то, Пелагеюшка? Мы ее в город отправим, хочешь?
— Не надо.
— Дадим денег, будем помогать.
— Как же она одна в городе-то? Сродственников у вас нет, зачем же гнать ее?
Во дворе хлопнула калитка. Заскрипели половицы на крыльце. Пелагея испуганно выдернула руку и метнулась к столу зажигать лампу.
11
Накануне богослужения Крепкожилины — отец с Яковом и Аленой — погрузили на телегу корзины с посудой, продуктами для закуски и всем остальным, что необходимо при застолье, и отбыли на промысел. Вечером старик вернулся домой, а Яков с женой остались в безлюдном хозяйстве. С нынешнего дня было решено не оставлять промысел без присмотра. Мало ли что может приключиться — недругов больше у человека, нежели близких. А недруг и есть недруг и завсегда может позволить недоброжелательство.
Когда ремонтировали промысел, в конторке, невеликой квадратной комнатушке в одно окно, Яков сбил из досок столик и неширокую койку.
В этой конторке они и расположились ночевать. Легли рано и долго не могли заснуть. Все вокруг было необычно: и запахи свежеструганного теса, и звуки, доносившиеся с реки и соседнего култука, — всплески рыб, жалостливые всхлипы лысух и гортанные выкрики поганок, кряканье диких уток, редкое гоготанье гусей, шорох камышовых зарослей.
В окошко заглядывала полная луна. Алена стыдливо натягивала на грудь одеяло, жалась к мужу. Он лежал к ней боком: левая рука под ее головой, правой ласкал ее гладкое тело.
— Яш, — шептала Алена. — Ты меня будешь брать сюда. Я не хочу без тебя в селе жить.
— Я-то что, я бы взял, да отец.
— Что отец? Или я ему нужнее, чем тебе?
— Наболтаешь тоже, бессовестная, — осерчал Яков.
— Сразу и бессовестная. Я с тобой хочу быть. По домашности мама управится. Она согласна, мы с ней договорились.
— Договорились… — неохотно повторил Яков. — Мать у нас золотой человек. А вот батя… коль заклинит — с места не сдвинешь…
— А ты — как Андрей.
— Что — Андрей? — недовольно спросил Яков.
— Отец свое, а он свое, — пояснила Алена. — И все, как хочет, делает.
— Он сам не знает, что хочет. Мечется: то не так, се не так. Взъерепенился, как судак в икромет, — на промысел ни разу не заглянул, душа его не принимат… Нам можно вожжаться, ему — нет.
— Яш, а отчего он так, а?
— Я откудова знаю. Намедни остались одни с ним, спрашиваю, что, мол, выпендриваешься? Ксплуататором, говорит, не хочу быть. На свои деньги, своим трудом, проживу, дескать.
— И денег ему не надо, выходит?