Бронислава, не дождавшись мужа, также явилась, легла. Они долго лежали рядом, не спали. Жена положила руку ему на плечо, Алексей Александрович не ответил.
Бедная мать! После смерти мужа она многие годы, как сиделка или медсестра, моталась по родным и знакомым: обитала у дочери года три нянчила внучку, потом на год уезжала в родную деревню, жила там, пока болела сноха Нина… И сыну, конечно, в первые трудные годы помогла баюкала Митьку, но, как только Бронислава отдала ребенка в модные ясли с английским языком, старуха снова переехала к дочери Светлане, нянчила теперь правнучку… А сюда вернулась три года назад, когда стала слабеть и слепнуть.
И уже тогда Бронислава встретила ее крикливой шуткой:
«Кто тебя звал? Что же ты дальше-то не катаешься? В Америке вон не была».
Теперь-то Алексей Александрович понимал, что она не шутила. Просто прятала раздражение за улыбкой. И насчет Америки всерьез напомнила — там же старшая дочь Светланы проживает, Лена, которая вышла замуж за американца…
— Ты спишь? — шепотом спросила Броня. — Ну не сердись. Ну сорвалось.
Утром услышал, как она шипит на мать:
— Ну что, что? Я сказала тебе — извини. Что же не отвечаешь?
— Бог простит.
— Ну при чем тут Бог? — Голос Брониславы накалялся. — Будешь теперь об меня ноги вытирать, да? Сына против меня настраивать?
— Да разве я настраиваю?.. Мне тут ничего не надо. Я к Светке могу уйти.
— А я что, гоню тебя? Гоню?!
Как же он раньше этого не замечал? Ведь не раз ему жаловалась шепотом матушка, что, когда его нет и она хотела бы подремать, Бронислава то музыку громко включит, то начнет посудой греметь.
«Правда, я уж глухая стала… — горестно посмеивалась она. — Но слышу».
Раздражение в доме нарастало давно — так нарастает темнота перед бураном или грозой, и хватило этакой малости — упавшего утюга, — чтобы злоба, если не сама ненависть, заклокотала в горле его жены…
Алексей Александрович сидел рядом с матерью, обхватив по привычке ладонями уши, в которых сейчас, казалось, гремел гул аэропорта или ледохода…
Вдруг вспомнилось: в давние годы, когда они с мамой, отцом и сестренкой жили в подвале дома на набережной имени партизана Щетинкина, случилась необычайно затяжная весна — под обрывом, внизу, долго, до конца мая, стоял лед на реке. Он трещал, постреливал во все стороны ночью, чернильная вода выступила у берега. Уж и торосы, как зубастые киты или рояли, на берег с треском выползали… а порой и на середине промерзшей реки, в зелено-каменной глубине, что-то с грохотом перемещалось и долго потом стонало… Но нет, недвижно держалась на пространстве от леса до леса громада льда, сладкий весенний ветер носился над долиной реки, а лед все не трогался…