— Подвел ты нас, Абрам Ильич… — задумчиво вздохнул отец Дионисий. — Деньги-то надо сдать сегодня, а если чьей-то доли не будет, отключат дом. Надо заплатить за старика.
— Вот ведь иуда грешная! — выразил общую мысль Удальцов.
Все хором зашумели, но как-то ни о чем и без толку.
— Пусть студенты платят! Они тут живут, им и платить! — кричал Удальцов.
Митя и Артур переглянулись.
— Счастливо оставаться, — кивнул Артур. — Мы что, больные что ли, за чужую квартиру выкуп платить?
— Куда это вы? — насторожился Удальцов.
— Вещи собирать и в Чертаново. — Оба вышли.
Снова раздался шум.
— А вот пускай Валерий заплатит, он олигарх, у него денег куча! — вдруг раздался голос бабы Юли.
Видеофон на стене ожил и на экране появился Валерий, потягивающий коктейль в шезлонге.
— Не олигарх, а бизнесмен, — рассудительно поправил Валерий, и по его медленно нарастающему тону становилось понятно, что он не на шутку обиделся. — А бизнесменом я стал именно потому, что не швыряю денег попусту. И лично мне квартира в вашем гадюшнике вообще рогом не уперлась, потому что у меня один особняк на Рублевке, другой в Таиланде, и две комнаты в будущем офисе у меня проплачены на всякий случай. А с бл…ми раз в месяц мне и в сауну не западло завалиться.
На этом домофон погас.
— Видали? — кивнул Удальцов и прицельно плюнул в видеофон.
Акулина шагнула вперед и указала пальцем на Виолетту.
— Тогда пускай Виолетта платит, у нее самая большая квартира! И вообще это дом ее дяди!
— Я что здесь, одна что ли живу? — с достоинством возразила Виолетта. — Мой дядя сконфигурировал много тысяч домов, и я найду, где поселиться в случае чего. Без хамов и прихлебал.!
— Как ты меня назвала, сучка? — вскинулась Акулина.
— Тихо! — рявкнул отец Дионисий, уже потеряв свою степенность. — Скидываться будем по-божески: с каждого поровну.
— Ишь, мы какие умные! — всплеснула руками баба Юля. — Чтоб я свои кровные деньги за старого гада выложила? Чтоб он бесплатно остался в нашем доме, сдавал квартиру студентам и деньги греб?
Отец Дионисий снова поднял руку, но ничего сказать не успел. Удальцов шагнул вперед, оглянулся на жену и решительно рубанул рукой воздух.
— Значит так! — сказал он с нажимом. — Гори оно огнем, но я за старого хрыча ни гроша не выложу!
— Так это только сегодня! Он же отдаст потом! — попытался урезонить отец Дионисий.
— Кто это сказал? — обернулся Удальцов и выдвинул челюсть. — А если не отдаст? А ведь в суд не пойдешь, не докажешь потом!
— Я не буду! — поддержала баба Юля. — Даже если б у меня и было!
— Я объясню, — продолжил Удальцов, прижимая ладонь к груди и поворачиваясь к отцу Дионисию. — Мне ж не денег жалко, гори оно огнем! Это старому хрычу денег жалко, а я не из таких! Мне жалко, если на мои кровные этот хрыч в нашем доме останется прописан! Мы бегаем, горбатимся, пашем — все, даже чурки! Мы все вместе, заодно! Правильно, Акулина? И все для того, чтоб какая-то сволочь сидела в Израиле, ничего не делала, ни копейки не вложила, и осталась в нашем доме?!