Говорят, если направлять струи контрастного душа на макушку, то это помогает мыслительному процессу. Холодный — горячий — холодный. Заканчивать желательно ледяной водой.
Так Дементьев и сделал. После душа, растираясь полотенцем, пришел к выводу:
— Я свихнулся.
Это было похоже на правду. Никогда еще Геннадий не допускал таких сбоев в работе, как нынче.
И дело не только в том, что он упустил Грачева, неверно организовав засаду. Но и в том, что после провала отправился домой. То есть по инерции продолжал действовать так, как имел бы право поступать в случае успеха операции; тогда он мог бы позволить себе нежиться под душем, отсыпаться и прочая, и прочая.
Все случилось так неожиданно и так ошеломило Дементьева, что его мозг просто не поспевал за событиями.
А ведь «дело» Грачева висит на нем, причем взял он его на себя по собственной инициативе.
А это значит, что преступник сейчас преспокойно может смотать удочки да еще и замести за собой следы. И следователь, точно верный сообщник, любезно предоставляет ему эту возможность, собравшись нырнуть в теплую супружескую постель.
Что это на него нашло, будто чьи-то злые чары действуют или, как говорят бабки, «бес водит».
Дементьев как был, нагишом, бросился к телефонному аппарату, зашлепал по паркету босыми ступнями.
Напуганная Анжелика, привыкшая видеть мужа в ровном, спокойном настроении, высунула голову из-за дверей спальни:
— Здоров ли ты, Мусик?
Но он свирепо рявкнул на нее:
— Спать, живо!
Принялся жать кнопки телефона, но палец то не туда попадал, то одну и ту же цифру нажимал дважды.
Отчаявшись, он набрал общеупотребительное: 02.
— Алло! Дементьев из городской прокуратуры. Свяжите меня с уголовным розыском… нет, с ГАИ… Срочно!
* * *
Общественный транспорт уже не ходил. Такси взять было не на что. Сергей тащился через пустынный город пешком. Он то плелся, едва передвигая ноги, то переходил на бег.
Путь его лежал к дому автомеханика Антона, а вернее — к его двору, где Грачев оставил свои «Жигули».
«Ехали медведи на велосипеде, — бормотал он, пытаясь по обыкновению подбодрить себя Ванечкиными стихами. Но веселые строчки на этот раз вселяли в него не бодрость, а уныние и зависть. — Счастливые медведи, им было на чем ехать. А еще счастливее — комарики, они и вовсе парили на воздушном шарике. А я? За что все это на меня свалилось? Вроде не так уж много и нагрешил на своем веку».