И тут Шона поняла, что он никогда в эти моменты не смотрел ей в глаза.
Кейран не знал наверняка, о чем она подумала, но почувствовал что-то, увидев мелькнувшую на ее лице боль осознания. Она сказала:
«Поцелуй меня. На прощанье. Хочу запомнить наш последний поцелуй. И знать, что он был последним».
Кейран взял ее руку, прижал к губам в долгом касании, полном уважения и признательности. Шона высвободила похолодевшие пальцы, тронула его губы. И все.
Когда за ней закрылась дверь, Кейрану показалось, что его лишили кислорода.
Это очень больно, словно кто-то умер. Траур по ушедшим дням, проведенным с Шоной, на самом деле не мог иметь определенной продолжительности. Он просто был, выраженный в той боли и сожалении, что Кейран испытывал. Но больше всего это сожаление было от того, что он всегда знал, чего хотел и долго мирился с тем, что Шона не может или не хочет ему этого дать.
При желании можно найти множество способов заглушить боль. Но он не хотел избавляться от этой боли. Он ее заслужил, как неотъемлемую часть жизни.
Но было и еще кое-что, что он хотел бы заслужить. Или хотя бы попытаться.
***
…Я проводила Уну, чуть позже ушел Брайан. Я чувствовала себя усталой, но такой довольной, что даже усталость показалась приятной.
Старый душ в ванной на втором этаже коттеджа — обложенный плиткой поддон, рассекатель, закрепленный в стене, и занавеска — был отлажен и отлично функционировал, благодаря Брайану. Я вымылась, надела чистые джинсы и свободную футболку и отправилась разыскивать фен в еще не распакованных вещах.
Итогом сегодняшних стараний гостиная превратилась во вполне уютную комнату. Брайан подключил телевизор, помог передвинуть старый бабушкин шкаф, место перед диваном занял мой журнальный столик, а кресло расположилось у окна. Мои вещи прекрасно вписались в эту светлую гостиную.
Я запустила процесс обживания на новом месте, и это казалось правильным.
Надвигался вечер, и закат был удивительно ярким. Лучи заходящего солнца освещали густую зелень за большим окном, но в комнату проникали только в виде рассеянного свечения, окрашивая пространство в волшебный, леденцовый оттенок. Гостиная словно наполнилась сияющей розовой пудрой, а тени от листвы создавали пятнистый узор на полу и стенах…
Я сушила волосы феном и посматривала то за окно, то в работающий телевизор с приглушенным звуком, когда раздался звонок в дверь.
Не сомневаясь ни мгновения, я отправилась открывать.
На пороге, чуть склонив голову, стоял Кейран Уолш. В тени крыльца он сначала показался мне большой плотной тенью. Но когда шевельнулся, выпрямился, упавшие на него лучи солнца осветили его темные, аккуратно зачесанные назад волосы, обрисовали контур высокой скулы, подбородка, рта.