Там, где холод и ветер (Северная) - страница 176

— Красивая легенда, — отозвалась Шона, — но я совсем не чувствую себя ее героиней.

— Вот и я тоже, — вдруг изменившимся тоном сказала Морин.

Шона вздрогнула от жесткого ледяного голоса, резко прозвучавшего в вечерней тишине.

— Вы оказались вовсе не героиней, как я поначалу подумала, — заявила Морин и ее тонковатые губы растянулись в холодной улыбке. — Ни этой легенды, никакой другой. Я довольно долго приглядывалась к вам, и был момент, когда мне показалось, что я нашла, то, что искала. Но вы, Шона, все испортили. Вы лишили историю одного из возможных финалов. А мне это не подходит. Мне нужно, чтобы наверняка…

— Я не понимаю, о чем вы говорите… — Шона отшатнулась, вцепившись побелевшими пальцами в холодные перила. — Что я испортила? Какую историю? Не понимаю…

— А вам уже это и не надо, — холодно заметила Морин, не глядя на свою гостью. — Второй раз вам точно не родиться. Вы, конечно, не муха, но и лебедем вам не быть, уж поверьте. А вот принести нам всем пользу, примкнув к стае моих верных спутников и помощников — очень даже возможно. Давно моя свита не пополнялась, а вы подходите как нельзя лучше. Оскорбленная, отвергнутая любовником женщина. Мстительность вам не свойственна, но затаенная обида тоже огромная сила.

Шона слушала, не понимая смысла слов. И, скорее почувствовала, чем увидела, как неподвижно замерла Морин, стоящая к ней спиной. Женщина словно застыла, погасив все вибрации своего движения, дыхания. Морин стала абсолютно неподвижным изваянием на фоне потемневшего неба.

Но замерла не только она: как только перестали звучать ее слова, стихло все вокруг.

Смолкли ночные птицы, наступило полное безветрие. Воздух загустел и уплотнился. Даже поверхность океана вдалеке стала гладкой и неподвижной, как темное стекло.

Шона всхлипнула, борясь с паникой, с трудом отцепила сведенные судорогой пальцы от холодного мрамора, и стала медленно отступать к двери, ведущей с террасы в дом, продолжая во все глаза смотреть на Морин.

Она поняла — тот жуткий сон, привидевшийся ей в столице, стал явью.

И будто в подтверждении ее страха послышался далекий гул. Небо над линией горизонта еще больше потемнело, превращаясь в густую черноту, и чернота эта шевелилась и двигалась, стремительно приближаясь.

Вместе с ней приближался и гул, в котором все отчетливей различался неистовый крик и шум крыльев тысяч злобных птиц.

Шона не смогла больше сделать ни шагу, застыла на месте, не имея сил пошевелиться. Она оказалась внутри своего кошмара, став его частью, и поняла, что назад пути нет: это вовсе не сон и нет возможности проснуться, чтобы спастись.