В чем бы не был одет, все равно выглядел, как Аристократ. Меня не замечал или делал вид, что не замечает, пока я спускалась. Олимпийка в тон костюму валялась на спинке дивана, не валялась, а аккуратно лежала. Это же Дмитрий Сергеевич.
А вот я выглядела, как истинный Бастард: коротконогий в джинсах, в кроссовках и кофте вязанной на замке. Думала кепку одеть, но пожалуй — перебор.
Была уверена, что нас не пустят.
— Пойдем? — спросил Дима, не отрываясь от телефона, что там делал при условии — связь отсутствовала.
Вместо ответа кивнула и прошла к выходу, напялила пуховик и мы вышли в Новогоднюю ночь. Небо было яркое от вспышек фейерверков. Как только стемнело, люди вылезли из домиков. Интересно, сколько Пудель им заплатил, чтобы они здесь сидели и не двигались?
Шли по очищенной от снега тропинке в сторону главного корпуса, вроде рядом на одной линии, но между нами еще двое поместятся.
Редкий снежок попадал на лицо и таял мгновенно.
Так тяжело находиться вблизи Димы, тяжело и не спокойно.
Главный корпус представлял собой одноэтажный дом, овальная белая крыша скрывала посетителей от непогоды. На входе разделись, а потом поток людей стал плотнее. Мы медленно передвигались к мужчинам в черных костюмах, что проверяли билеты.
Возникла небольшая запинка, когда на нас был брошен едва уловимый оценивающий взгляд.
— Эмм…молодые люди, — начал мужчина. Дима молча поднял руку с билетами. — Понимаете, вход строго в…
Ознакомился приглашением, потом поднял взгляд на Хаски, потом на меня. Итак по кругу повторил.
— Прошу, — отодвинулся для нас. Невольно улыбнулась сама себе, когда мы вошли в темное помещение. Неплохо иметь вриятельного знакомого.
Огромный зал уходил вниз, спускался как на арену. По центру освещалась овальная сцена. Столики были расположены по кругу. Много-много людей. Но, мы сильно отличались по виду от остальных людей: женщины предпочитали одевать шикарные платья и наносить не возможно кричащий макияж, мужчины неизменно были в рубахах и брюках.
— Как живется в качестве Главы Хаски? — решила разбавить тишину между нами хоть какими-то словами. Дима удивился моему голосу, показал направление, куда спускаться и озвучил номер столика:
— Двадцать пять…Как и раньше, особенных изменений не заметил.
— Отец наседает?
— Только с наследниками, — хмыкнул над замечанием и тишина очень неприятно заискрилась на наших нервах. Опасно сверкала в моем мозгу сигнальным маячком.
Он думает, что я от Шмонта заделала детей в тайне от него, а я знаю правду и не знаю, говорить ему или нет. А смысл? Зачем оправдываться, но думаю, он был бы рад узнать или огорчен, что потерял двоих наследников.