Майлз чертыхнулся и смял подбородком складку, только что тщательно заложенную Дауни.
— Я дал слово. Что тут поделаешь?
— Если сэр не позволит мне завязать ему галстук, — язвительно заметил Дауни, рванув испорченный галстук с такой силой, что у Майлза на глазах выступили слезы, — сэр достаточно опоздает, чтобы его не пустили в зал.
Майлз обдумал слова лакея. Хмыкнул. По приказу патронессы двери «Олмака» закрывались ровно в одиннадцать часов, и горе тому несчастному, который подбегал к ним мгновением позже. Так ли уж стыдно будет, если он не сможет попасть внутрь и поневоле покорится жестокой необходимости пойти в клуб и выпить несколько бутылок великолепного кларета?
Майлз покачал головой, погубив попутно третий кусок накрахмаленного полотна.
— Это великолепная идея, Дауни, — сказал он. — Но ничего не выйдет. Я дал слово.
Вот в чем загвоздка. Он пообещал Ричарду, а обещание есть обещание. Обещание, данное другу, стояло в одном ряду с подписанной кровью клятвой Мефистофелю. Такие вещи просто не нарушаются.
— В мое отсутствие ты вместо меня присмотришь за Генриеттой, ладно? — попросил Ричард, пожимая ему руку на прощание и готовясь отбыть в Суссекс, навстречу блаженству семейной жизни. — Отпугивай молодых повес, ну и все прочее, хорошо?
— Не бойся! — беспечно пообещал Майлз, ободряюще хлопая друга по спине. — Я буду следить за ней строже, чем в монастыре.
Сравнение с монастырем оказалось как нельзя более удачным. Ричард уехал успокоенный.
Да и потом, что трудного изредка приглядывать на балах за девицей двадцати одного года? Генриетта — девушка разумная, не станет выскакивать на балконы с охотниками за приданым или сходить с ума по первому же шалопаю, который взглянет в ее сторону. От Майлза всего-то и требовалось, что принести ей бокал-другой лимонада, время от времени станцевать контрданс и угрожающе нависнуть над любым незадачливым щеголем, подошедшим слишком близко. Спору нет, нависать ему понравилось и танцы оказались не столь уж обременительным занятием. Генриетта не наступала на ноги — и вообще не ступала на паркет бального зала, — с тех пор как ей исполнилось пятнадцать лет. Разве это так уж трудно?
Ха! Майлз горько посмеялся бы над своей наивностью, если б это не привлекло излишнего внимания. А привлекать внимание ему хотелось меньше всего. Майлз поборол малодушный порыв задержаться в дверях.
Там сидели все эти… мамаши. Матери самой страшной породы. Сватающие своих дочерей. И все, как одна, мечтающие отхватить для своих чад виконта.
Этого достаточно, чтобы броситься к Деларошу, умоляя его поместить тебя в уютную, надежную камеру.