Майлз поклонился ей.
Генриетта наклонила голову и наморщила нос, выражая интерес и удивление, явно означавшие: «Что это ты делаешь за дверью?»
Гримас для объяснения этого не существовало. Майлз вышел из-за двери, поправил галстук и направился к Генриетте так жизнерадостно, будто это не его только что обнаружили прячущимся за выступом дверного проема.
— От кого ты скрываешься? — с некоторым изумлением спросила Генриетта, кладя ладонь в перчатке на руку Майлза. Она откинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо, и смешно свела брови домиком. — Неужели месье Деларош раздобыл билет в «Олмак»?
— О нет, — заверил ее Майлз. — Нечто гораздо, гораздо более серьезное.
Генриетта подумала.
— Моя мама?
— Тепло, — мрачно отозвался Майлз.
Сопровождая свои слова соответствующими жестами, он поведал о своем кратком столкновении с явившейся из ада матерью — обладательницей веера и свахой.
Глаза девушки расширились, когда она поняла, о ком идет речь.
— О, я ее знаю! Весь прошлый сезон она гонялась за Ричардом. Он даже перевернул чашу с пуншем, пытаясь отвлечь ее внимание. Он постарался, чтобы это выглядело как случайность… — Генриетта с умудренным видом покачала головой. — Но мы-то знали.
— Кое-кто, — ткнул в сторону Генриетты пальцем Майлз, — мог бы и предупредить меня.
Генриетта с преувеличенным недоумением захлопала глазами.
— Но это было бы неспортивно.
— По отношению к кому?
— К миссис Понсонби, конечно.
— Ты, — прищурился Майлз, — будешь моей должницей до конца жизни.
— Ты уже говорил это вчера вечером. И позавчера.
— Некоторые вещи никогда нелишне повторить, — твердо заявил Майлз.
Генриетта на мгновение задумалась.
— Как альбатрос.
— Альбатрос?
Светлая прядь упала на глаза Майлзу, когда он с недоумением посмотрел на Генриетту.
— Мне просто нравится произносить это слово, — радостно ответила Генриетта. — Попробуй сам. Альбатрос. А если немного выделить первый слог, то получается еще забавнее. Альбатрос!
— А Ричард был так уверен, что безумие у вас не наследственное, — в задумчивости громко заметил виконт.
— Тихо! Иначе ты распугаешь всех возможных женихов.
— Ты считаешь, что уже не сделала это, крича «альбатрос»?
— Я бы не назвала это криком. Скорее радостным восклицанием.
Майлз поступил так, как любой повеса, проигравший спор. Он одарил Генриетту медленной, чарующей улыбкой, заставлявшей трепетать сердца девушек, а опытных вдов — писать надушенные записочки.
— Вам никто не говорил, что вы очень речисты, леди Генриетта?
Сестра двух старших братьев, Генриетта была невосприимчива к обольстительным улыбкам.