— Ты лентяй и сачок. Прыгай нормально, — шипит девушка, когда ребята отходят.
— А маленький поцелуйчик будет?
— Я только КМСов целую, и то в щёчку, — фыркает она, записывая в журнал результат очередного прыжка у парней.
— А сколько они прыгают?
— Семь десять, — с улыбкой припечатывает она меня серьёзной цифрой. Озадачила.
Когда до меня доходит очередь, раскручиваю рулетку, и нахожу нужную длину. Провёл черту прутиком и его рядом воткнул. Отошёл к доске. Далеко, млин.
— Это что? — спрашивает меня лидер наших состязаний, которого я попросил придержать ленту. От следов, оставленных прыжками, до начерченной мной черты, безумно большой разрыв. Почти полтора метра.
— С Ольгой поспорил, — обреченно смотрю на расстояние.
— Не прыгнешь, — уверенно заявляет парень, оглядев всё ещё раз.
— Не каркай под ногу, — сплёвываю, и для чего-то начинаю вымерять разбег. Двадцать четыре шага. Метров двадцать. Стою, перекатываюсь с пятки на носок. Жду накат. Пошёл.
Стартую излишне резко и гоню во всю силу. Шаги даже не уменьшаю, почему-то знаю, что толчковая встанет, где надо. Прыжок… Лечу, перебирая ногами, руки сами балансируют… Дотянуть бы… Пролетает веточка… Конец ямы… Выпрямить ноги не успеваю… Какая сволочь щебень за ямой насыпала… Поскользнулся на камнях, горохом сыпанувших из-под ног, пробороздил боком, перевернулся на руки, упёрся, спасая лицо. Хорошо, что новый костюм не одел — успела мелькнуть мысль, пока не пришла Боль.
Меня перевязывают в три пары рук. Ольга промокает тампоном и поливает перекисью, парни бинтуют. Ха, так это она аптечку с собой в сумке таскает. Детский тренер, положено ей наверно. Она обрабатывает мне локоть, а я ловлю губами кудряшку, которая у неё выбилась. Улыбаясь, отмахивается.
— Восемь ноль пять, — слышу из-за спины. И сочный поцелуй в губы…
— Во, Ольга даёт… — сдавленный шёпот одного из моих санитаров.
— Ольга Ивановна, а восемь и пять — это на кого норматив? — это уже от ямы кричат, там в крик спорят — пролетел бы я дальше, если бы ноги не выпрямил, и поверхность была бы ниже, как в яме. Ну…, испугался я, когда понял, что яма закончилась. Под травой же не видно, что там всё в камнях. Думал, нормально приземлюсь.
— На международника, — мечтательно улыбаясь, говорит моя Прелесть, эээ, мне не нравиться её взгляд…
К выходу бредём не спеша. Я прихрамываю, ребята не торопят. Посматриваю на руки, морщусь.
— Болит? — спрашивает Оля, кивая на руки.
— У меня репетиция вечером. Как я такими руками на гитаре играть буду?
— Что случилось? — откуда-то сбоку появляется Семёныч. Осматриваю себя. В бинтах, кое-где кровь просочилась, на майке дыра. Весь в пыли.