— Как я рад, что раскрыл вам свою душу, мастер Ганс, — сказал Мор, тоже глядя на ручейки воды на стекле. — Мне радостно сознавать, что между нами нет никаких секретов. — И затем вежливо добавил: — Вы уже позавтракали?
Гольбейн кивнул. Он не мог говорить. Его мучил голод, но он никак не мог сейчас спуститься к семейному столу с человеком, только что говорившим с ним так, словно он все понимал и обличал. У Гольбейна всерьез разболелся живот. Вдруг ему стало ясно: покой и уединение нужны ему даже больше, чем хлеб и эль.
Уже стоя в дверях, Мор загадочно добавил:
— Знаете, семья Мег из Норфолка. Отчасти поэтому я и удочерил ее. Она мне очень дорога.
Оставшись один, Гольбейн рухнул на табуретку у окна. Он прислонился горячей щекой к стеклу и невидящими глазами стал смотреть на снова зарядивший дождь. Он постепенно остывал и чувствовал, как его начинает холодить страх.
Она выбралась из-под буйной зелени и постучалась в запотевшее окно, вернув Гольбейна в действительность. Она была без плаща. Волосы прилипли к голове, одежда — к телу. Жестами приглашая его выйти на улицу, она смеялась. Гольбейн выскочил в сад, успев лишь схватить плащ. Он не мог поверить своему счастью и прижал ее податливое тело к дереву, покрывая лицо нежными поцелуями, очень быстро ставшими страстными и нетерпеливыми.
— Ты промокнешь, как и я, — прошептала она, потянув плащ, все еще зажатый у него под мышкой, и заразительно засмеялась.
Он забыл про плащ, рассмеялся, а потом весело набросил его на них обоих. В темноте он прижался к ней носом.
— Мег, — прошептал он с широкой блаженной улыбкой, глядя на прекрасное лицо, которое всегда любил, словно видя его впервые. — Я не могу поверить.
Она молча смотрела на него, пока он не закрыл ей глаза губами. Затем поцеловал. Когда он задрожал, она, прижавшись к нему всем телом, увлекла его по дорожке к зарослям старой бузины за заброшенным амбаром, расстелила на сухом месте плащ и потянула к себе, как будто тонула. Он хотел что-то сказать. Ему так много нужно ей сказать. Но она властно прошептала:
— Не сейчас. Ничего не говори. — И прижалась к нему губами.
Снова обретя способность почти нормально дышать, он оперся на локоть и внимательно посмотрел на нее. В ее волосах застрял лист. Он вынул его. Дождь прекратился. С листьев тихо капала вода. В мире наступил мир.
— Я мог бы провести с тобой так целый день, — произнес он.
Он не мог думать ни о чем, кроме нее. Он хотел добавить: «Я тебя люблю», — но она не позволила.
— Меня, наверное, ищет Томми. Нужно идти, — печально проговорила она и твердо добавила: — И Джон приедет к вечеру. — Мысль о приезде мужа, судя по всему, понудила ее к действию. Она выбралась из-под него, разгладила юбки, поправила лиф, инстинктивно распрямилась. — Я схожу к Томми, а потом вернусь к тебе, — пообещала она. — После обеда. Тогда и поговорим. Обещаю.