Но она задумалась о чем-то своем, не собираясь делиться с ним своими мыслями, и со странной улыбкой уклончиво ответила:
— В этой семье, мастер Ганс, трудно догадаться, сколько еще всплывет секретов. — Она быстро сжала ему руку. — Спасибо.
И упорхнула по дорожке, а он смотрел ей вслед, разинув рот от изумления.
— Отец? — выдохнула я в густой мрак часовни.
Было так темно, что сначала я увидела только Мадонну в голубом облачении. Он стоял перед ней на коленях, но, заслышав меня, обернулся. Я не хотела прерывать горячую уединенную молитву. Может, он рассердился? Но отец тут же с трудом поднялся на ноги, словно ждал меня. Меня распирало. Не успел он выпрямиться, как с моих уст уже сорвались единственные слова, придававшие всему смысл:
— Ты мой настоящий отец?
Сквозь слезы я почти ничего не видела. Но он тоже плакал. Всю жизнь мы едва дотрагивались друг до друга, а тут вдруг перед ликом Мадонны слились в неловких, порывистых, счастливых объятиях. Я соображала так же быстро, как только что бежала. Эти слезы и эти объятия служили еще одним фрагментом загадки, которой всегда являлся отец. Они перебросили мостик между отстраненной иронией отца в общении с нами и страшными наказаниями, которым он во имя Бога подвергал себя и других. У него всегда были секреты. Он страстно полюбил, но обстоятельства оказались сильнее его. Девушка из Норфолка забеременела, он хотел жениться на ней, но ее увезли. Он никогда себе этого не простил. И у него не хватило духу поверить в другую любовь.
— Знаешь, ты очень похожа на нее, — шептал он. — Так мучительно похожа… Иногда мне трудно находиться рядом с тобой. Я даже не могу сказать тебе, как сильно я ее любил.
Я забыла все остальное, что произошло за минувший бурный день и ночь, поскольку вдруг исполнилась абсолютной уверенностью — меня тоже всегда любили. Тысячи вопросов теснились у меня в голове. Я никак не могла решить, какой задать первым, и попыталась представить себе, как невероятно сложно ему было, когда я в девять лет осиротела, забрать меня в Лондон, где он уже строил свой дом. Он должен был знать, что моя мать умерла при родах. С тех пор он платил в Норфолк за информацию обо мне. После гибели моего отца он написал королю прошение об учреждении опекунства и заплатил очень большие деньги за право воспитывать состоятельную сироту, которая позже уплатила бы долг, выйдя замуж за его сына.
Я всегда думала, что этому замужеству не суждено состояться, поскольку Бог даровал отцу трех дочерей и всего одного сына, который к тому же намного моложе меня. Теперь я поняла — даже если бы у отца был десяток сыновей, я никогда не смогла бы выйти замуж ни за одного из них. Все они были моими единокровными братьями. Отец с самого начала собирался выдать меня замуж за постороннего человека. Он пригласил Джона воспитателем через несколько недель после моего появления в доме. Но сейчас думать об этом было слишком больно, и я спросила: